Александр Громов - Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

В Витальку почему-то влезало с трудом то, что для Малахова было очевидным. Он помнил, как в детстве, когда еще только-только начал соображать, смотрел по TV на этих скотов — крепких, лоснящихся, алчных, невероятно цепких и живучих, типичных какократов, вознесенных наверх, как капелька гноя в кратере чирья, сдавленного невидимыми сальными пальцами, легко швыряющих себе под ноги целые поколения, — и с мучительным ожесточением думал: «Ну неужели… Неужели не найдется никого, кто бы избавил от них страну?!»

Ольга, конечно же, их не помнит, подумал Малахов. Зато наверняка слышала истории про людей в бомболюках и негодует. Не возражаю. Хотя ненависть той силы она и представить себе не может, как и почти вся нынешняя молодежь, — значит работаем не зря…

— Кстати, о справедливости, — сказал Малахов. — В свое время по параметру РНС — он так и назывался: «равнение на справедливость», меня едва не отчислили из Школы. Потом, правда, оставили.

— Изменились правила?

— Нет, пришлось измениться мне. Правда, не слишком сильно — ровно настолько, чтобы психологи решили, что мой индекс социальной ответственности все же выше тяги к справедливости… У вас есть еще вопросы, Оля?

— Да. Сколько всего функционеров действует единовременно?

— Четверо. По числу Служб.

— Вот как? Мне почему-то казалось, что ежегодный выпуск Школы — десять человек, а то и пятнадцать.

— Остальные — чиновники.

— Совсем интересно. В чем же их отличие от функционеров? Кроме занимаемой должности, разумеется.

— Функционер — от слова функционировать, что он и делает. Если хотите, как винтик, хотя мне было бы приятнее думать, что как мозг. Отказавшую деталь выбрасывают на помойку, и правильно делают. Так же и функционер отвечает собой за свои просчеты. Вообще-то нечто подобное уже имело место у нас в стране лет сто назад. Разница в том, что функционер не может сдать своего подчиненного, он может только его уволить. Настоящую ответственность несет только один человек.

— Перед кем?

Малахов пожал плечами:

— Перед населением, разумеется…

Ольга вспыхнула:

— Перестаньте сорить словами, вы прекрасно меня поняли. Кто тот человек, который для вас олицетворяет население?

— А вот этого я вам не скажу, Оля.

— Хорошо, я задам вопрос иначе. Произошло нечто — скажем, катастрофа, которую вы не смогли предотвратить. Кто определяет, виновны вы или нет?

— Суд чести. Вообше-то я не очень хочу развивать эту тему.

— Больная мозоль?

— Если хотите, да.

— Простите. Я просто не понимаю, как можно не подсидеть функционера. По-моему, это само напрашивается… Только не говорите мне, что никакой подчиненный не мечтает занять место начальника из-за боязни, что кто-нибудь с ним поступит точно так же. Не поверю.

— И не надо. Сразу видно, что вы не кончали пашу Школу, Оля. Мне будет трудно вам это объяснить. Ну а кроме того, каждый функционер сам подбирает себе команду. Кому нужен функционер, не умеющий разбираться в людях?

— Понятно. — Она затушила сигарету и откинулась в кресле. — Вы ко всему еще и психолог? Тогда скажите, что, по-вашему, представляю собой я.

За две секунды Малахов перебрал с десяток вариантов ответов и каждый раз получал укол в мозг.

— Вы для меня загадка, Оля, — нашел он наконец. И улыбнулся, не получив укола.

«Охмуреж?.. Чистейшей воды. Что-то дальше будет…»

Она усмехнулась.

— Подите вы с вашими комплиментами… Еще один вопрос можно? Последний. Насколько я вас поняла, вы убеждены, что цель оправдывает средства, а ваша цель состоит в уменьшении человеческих потерь. Скажите, могли бы вы лично, своими руками убить человека, чтобы спасти сотню?

Малахов выпустил кольцо дыма и решительно воткнул окурок в пепельницу.

— Наверное, мог бы. Не пробовал.

Зачем же лично, подумал он. Вопрос его развлек. Однако, ну и представления о жизни у этих журналистов — наивнее, чем у Витальки, ей-богу!

— Черт знает, как мы докатились до такой жизни! Бардак какой-то людоедский…

Малахов улыбнулся:

— Знаете, Оля, в подготовительном интернате у нас был учитель истории — его потом выгнали, — так вот он, когда не знал ответа на вопрос, любил повторять: «Так исторически сложилось». А я добавлю: могло быть хуже. Вы что же, хотели, чтобы тот кошмар, что был в начале века, продолжался до сих пор? Про социальные катаклизмы я и вспоминать не хочу, а вот представьте себе такой совсем мелкий штришок: вы смотрите хороший фильм, и вдруг его прерывают, чтобы сообщить, что такая-то и такая-то, простите, гигиеническая прокладка — лучшее средство восстановить кислотно-щелочной баланс после мякоти кокоса. Вы вряд ли это помните, а я еще застал. Оглуплять людей очень просто, вы попробуйте сделать наоборот… Кстати, именно Службы привили нашему обществу чуточку пуританства, благодаря чему удалось приостановить рас-нространение ВИЧ-инфекций. Либо терпеть Службы, либо идти к пропасти, альтернативы не вижу. О том, чтобы страну опять не подбили на взлете, пусть думают другие — наша задача не позволить ей запутаться в собственных крыльях. Всему свое время, Оля; глухонемому прежде логопеда нужен отоларинголог… Не настолько я туп, чтобы вообразить, что благодаря Службам воцарится сплошная благодать и над миром что-нибудь да воссияет. Бардак — пока да, пожалуй. Вынужден согласиться. Только он не людоедский, тут я должен вас поправить. Он — людоохранный…

Она неожиданно прыснула и на миг потеряла всякое сходство с леди Белсом.

— А покорявее словцо вы не могли подыскать? Ладно, я кое-что поняла. Теперь ваша очередь задавать вопросы.

Пока он собирался с мыслями, она, положив ногу на ногу, смотрела на него молча и загадочно. «А не дура ли она?» — обеспокоенно подумал Малахов. Пожалуй, нет. Хочет произвести впечатление — что ж, разрешается. И на «Олю» ничего не возразила. Он пошевелился, проверяя, не выпал ли из кармана табельный мозгокрут, пока выключенный, ждущий, заранее настроенный на «безудержную страсть». Нет, не выпал. А может, и без мозгокрута обойдется. Девочка-то, кажется, не против… Позвонить прямо сейчас в ближайший супермаркет, заказать с доставкой ледяное шампанское, икру, шоколад, а контрацептивы у этой куклы наверняка свои найдутся. Не с браслета позвонить, конечно, разговор сразу засекут, а с ее телефона, вон он стоит…

Затылок не болел, хоть тресни.

А если чуть попозже?.. Нет возражений? Вот и хорошо.

А если у меня ничего не получится?! Не хочу же…

Никакого эффекта. Значит, получится. Да и как может не получиться — вон какая красивая женщина…

Против воли стиснулись зубы до хруста. Пррррелестница!

Малахов откашлялся.

— Я хотел бы знать, Оля, что собой представлял ваш приятель. Начните с анкетных данных. Ну и вообще…