Владимир Колотенко - Тебе и Огню

Нет так и нет! Досадно!.. Да и какая другая идея?! Предать всё опостылевшее за тысячи лет огню - что может быть прекраснее!

Чистка! Может, даже чистилище...

Это - как Тунгусский метеорит: всё - подчистую... И вскоре - новая поросль...

Что может быть прекраснее!

У Чумы рожа вполне довольная! Никто не смог с ним сравниться. Даже Папа! Иуда? Этот жалкий заморыш? Этот скупердяй Караваджишко со своим «Поцелуем», со своим «Взятием Христа...»?

Чума, глядя на осклабившегося Иуду, даже руки потёр от удовольствия: ну что, Микельанджело, взял своего Христа под стражу?

Здесь не хватало нам только «Головы Голиафа» и «Усекновения головы Иоанна Крестителя». Не хватало только поэтики крика - кровавого fecit michela, fecit michela...

Абсолютный шедевр Караваджо!

Он (Чумной) - лучший и всемогущий, даже растоптал Жорину трубку. «Жжжах!» - его восклицание! Он снова поправляет съехавший на бок капюшон и чешет руки.

Итак...

На Жору уже не обращали внимания. Да он и сам был зачарован зрелищем.

Пожарец разгорался.

Вдруг мысль: что если... О, Господи милостивый! Что если все они в сговоре? И Чума со своей спичкой, и Жора на кресте со своей едва раскуренной трубкой? Что если они... Да ну! Нет!.. И Папа со своим Иудой... Что если они... И Тинка, и Тинка! Ведь все они просто жить не могут без огненных феерий, без того, чтобы... И Тина?!

Я медленно повернул голову, заглянул настоящему замаскированному Жоре, с любопытством следящим за действиями Чумы, заглянул ему в глаза.

Он даже не удостоил меня взглядом.

Я дёрнул его за рукав легкой куртки.

- Что?

Он даже не повернул головы.

Внезапно в небе появился вертолёт. Затем ещё. И ещё... Они как какие-то огромные стрекозы из мезозоя летали кругами над нами, стрекоча и стрекоча. Теперь все задрали головы вверх. Яркие лучи прожекторов резали сумерки, выискивая Жору. Стало ясно, что это то ли полиция, то ли телевизионщики или киношники... Я никак не мог вспомнить, какое сегодня число.

- Жор, - сказал я и ещё раз дёрнул его за рукав.

- Ну?

Он лишь мельком взглянул на вертолёты и тотчас потерял к ним всякий интерес.

- Сегодня семнадцатое? - спросил я.

- Восемнадцатое, - сказал он.

Это был день его рождения. Дождя не было, только дальние зарницы. Жорины руки были пусты. Теперь, видимо, уже навеки. Тина верно тогда... Ей бы... Ну да бог с ней.

- Что? - спрашивает Лена, - договаривай. Эти твои полуфразы-полунамёки...

- Мне показалось, что Жора взволнован, но только показалось - его пальцы были спокойны. У меня не было никакого желания поздравлять его. Да и дата не совсем круглая, не юбилейная, даже квадратная... Если все цифры упорядочить соответствующим образом. Если вот как-то так - то как раз и получался квадрат. Ребус!

- Что, тридцать три? - спрашивает Лена.

- Что «тридцать три»? Какие «тридцать три»?! Где теперь эти его «тридцать три»?

Я мог бы, конечно, напомнить ему - вдруг он забыл! Но зачем? Это ничего бы не изменило. К тому же надо было дождаться развязки. Это распятие, этот пожарец...

- А Тина?

- Толкотня была адская! Столпотворение! Вавилонское! Воистину всевселенское преставление! Папарацци не давали проходу...

Кто-то поднёс к костру балончик и пшикнул на огонь, и тотчас яркая вспышка озарила лица. Все вдруг радостно разулыбались - понравилось.

Костёр разгорался...

Юля даже не пыталась его погасить: её бы просто... Ей бы не дали! Она только смотрела и смотрела на Жору, ела его пытливым взглядом, но он был увлечён огнём.

Tibi et igni!

Запах свежего дыма щекотал ноздри, дым слезил глаза...

- Вы что же, совсем там все очумели? - спрашивает Лена.

- Чучма в чёрном балахоне, как и положено инквизитору, с капюшоном...

- Чучма?

- Чучма - Инквизитор... Потом мы так его и называли - Чучма. Чума!

- Почему Чучма?

- ... с капюшоном на большой лысой голове, Чучма стоял нерушимо. Как памятник. Чёрный человек, чёрный-чёрный... Охраняя огонь от всяких покушений. Почёсывая рука об руку.

Никаких покушений на его жизнь и не было.

- На жизнь Чумного?

- На жизнь огня.

Кто-то сзади отчаянно возопил. Все разом обернулись, как на выстрел, но тотчас вернули взгляды огню. С благодарностью - он искуплял их вину. Ведь вина жила в каждом, в каждом...

- Какая вина? - спрашивает Лена.

- Невыразимая. Это такой комплекс вины. Объяснить и понять - невозможно.

Tibi et igni!

Каждый мог так сказать, но не смог сформулировать. Мне вдруг пришло в голову: огонь - их стихия!.. Эт игни, эт игни!..

- Чья стихия?

- Чья. Они словно сговорились. Ясно чья... Тинка с её огненной гривой, её взгляд, её призывы и восклицания. О неё можно было зажигать не только спички.

Устроили!

- Налить? - спрашивает Лена.

- Телевизионщиков прибывало... Некуда было плюнуть! Разве что на Иуду! С ним, как ты понимаешь, - полный кавараджизм! Хотя, правда, без него, без Иуды... Сама понимаешь...

- Понимаю, - говорит Лена, - кара...

- Кара?

- Караваджизм, - говорит Лена, - а не кавараджизм. Не кавардак, а кара!

Я соглашаюсь: конечно, - кара!

Становилось тепло. Белый солнечный диск ещё виднелся сквозь дым, но свет солнца угасал, мерк по мере того, как разгорался костерец. Уже пошли в ход пояса и сумки, затем туфельки и ботинки...

Дым уже не просто ел глаза - выедал...

Жора что-то громко говорил, глазами указывая то на Папу, то на Иуду, то на Инквизитора... Разобрать слов было невозможно...

- Зрелищеце... - говорит Лена.

Юля кричала: «Светааа!..». Будто ночь была на дворе.

- Хлеба и зрелищ! - говорю я. - Просто хлебом не корми - поддай огня! Ночь же на дворе, ночь... ночь... тьма невысказуемая... несказанная...

Вскоре полетели в огонь кепки, косынки, носовые платки и галстуки, чулки... пиджаки и брюки, фраки, смокинги, наконец, платья, да-да платья и сарафаны... Представь картинку - коллективный обоеполый стриптиз...

- Рест, у тебя тяга к... Это уже было. Ты случайно не...

- К чему тяга-то?

- К голым телам.

- И ты заметила. Да, представь себе. Как у любого художника. Вспомни хотя бы своего любимого...

- Ты художник?

- Как и ты. Все мы в своём роде художники. В меру своего предсталения о... Ты, кстати, видела Тинины работы?

- Рест, ты случайно не...

- Не!.. Не-не!.. Ты бы видела!..