Владимир Колотенко - Тебе и Огню

И всё же - стихи...

Абсолютное недоумение! Как же так?..

С картинами ясно...

А что праксители, микеланджело, родены... Эти сизифы глины и мрамора...

Каменные бабы скифов, каменные истуканы острова Пасхи, стоунхеднжи, статуи Христа и Свободы, Эйфелева башня, Пизанская, Храм Гауди... И его «Ла педрера» в Барселоне... Ой, да мало ли ещё...

Чудеса света... Чичен-Ица, Маку Пикчу... И эти новые семь чудес: Колизей, Петра... Наконец пирамиды....

И наша Пирамида.

И Тинкина Пирамида Духа.

Вот все и срослось и склеилось...

На Тебе, оказывается, сошёлся-таки клином белый свет!

Тинкины клинки...

Вот: когда произносишь её стихи... Они-то, слова, звуки ... и выстраивают в ДНК ниточку совершенства... И потом - почки, печень. Сердце, мозг, мозг...

И заметьте, пожалуйста: никто, ни Гомер, ни Петрарка, ни Данте, ни... Ни Шекспир, ни Рембо, ни Гёте... Ни Байрон, ни Пушкин, ни Лермонтов...

- Что, и даже не Киплиг?

- Не!..

Никто...

- Что «никто»-то?! Не перегибай!.. Не перебарщивай свой борщ!

Мы просто дикари, дикари...

Беда в том, что я...

Я ем и ем этот пирог!

Я замечаю, как я старею, несмотря на достижения Джона и Яманаки!

Тинка...

Да-да, давайте-ка разбираться: вот так феномен!

«Мы забыли с ним оба о том, что стихи, как раны, и за них произносятся сотни чужих молитв...».

Тинкины клинки...

Что? Неубедительно?

- Не-а...

Раны, раны...

Как стигматы Христа!..

Боль без соли...

«Вы - соль земли».

- Рест, а скажи мне, пожалуйста, - говорит Лена, - возможно ли...

И вот это-то и непостижимо! Как можно.... Это как якобы каждая особь, каждая планария, даже такая как Валерочка Чергинец, или Авлов, или даже тот же Ушков, получив этот Тинин заряд космического электричества, вдруг вкрутил в себя лампочку, даже самую махонькую и на самую малую йоточку... замерцал... засветился... Как светлячок в ночи... Каждый-каждый... И вот, ах, это чудо! Весь этот хомосапиесный планктон вдруг зафосфоресцировал повсеместно по всей планете, как море в августе... Или в сентябре... А Тина...

Даже Переметчик!..

- Рест, ты слышишь меня?

А Тинка, глядя из иллюминатора своего Ковчега на иллюминацию всей планеты, вдруг воскликнула своё «Свершилось!..». Совершенство свершилось... И смогла повторить: «А всё-таки она вертится». Будто в этом повторении была нужда. Будто это повторение утверждало это её совершенство не только в пределах одной богом забытой планеты (Земля), но и всей её космической берлоги...

Тина - как Самая Большая Медведица нашего космического околотка. Точнее - как альфа Малой Медведицы - Киносуры. Той, что является звездой путешественников и искателей.

- Киносура? Рест, ты...

- И искателей, - повторяю я. - Я не знаю в мире лучшего искателя совершенства, чем Тина! Я уже уверен, что только она...

- Рест, нельзя же так категорично.

- Из иллюминатора, - говорю я.

Значит, она - иллюминат? Тинка-то!..

Тинка?!

Ага, Тинка!.. Тинка-то!..

- Приземляйся, Рест, - говорит Лена, - идём на посадку.

- Да-да, - говорю я, доедая последний кусочек пирога, - вкуснятина беспримерная...

И моя рука неудержимо тянется за следующим кусочком.

- О! - восклицаю я, - это последний?!

- Есть, есть, - радостно сообщает Лена, - есть ещё, ешь на здоровье! Тебе нравится?!

Мне нравится всё, что она делает, говорит...

- Во как!

Значит - иллюминат!

«Остановите Землю, я сойду!».

Нетрудно представить, в какое смятение повергла меня первая мысль о том, что Тина (теперь-то это уже факт свершившийся и непогрешимый!), что Тина... Это был крик!.. Мунк! Не меньше! Тинка, правда, терпеть Мунка не может, но это же был мой крик! Оррррр!.. Мой Мунк! После долгих размышлений я убедился в неоспоримости той, выблеснувшей вдруг сентенции, что мне оказана честь...

Каким бы это умопомрачением не казалось со стороны!

Честь!

Это - нелегко!

Но какое же это нравоучение? А как же! А как же: честь - как тяга к прекрасному!

Я мог бы теперь, не привлекая всеобщего, я бы сказал всепланетарного внимания, почивать на лаврах, убаюкивая себя честолюбивыми мыслями о причастности к...

Молодец, Рест, молодчина!..

Ха!..

Внимательно присматриваясь к себе...

Ах, какое это блаженство - тереться плечом об ось планеты, расшатывая устои ханжества и невежества!..

- А ты прожора! - восторгается Лена.

Про Жору - ни слова.

Бесспорно, Тина наделена редким талантом поэтическими средствами созидать свой волшебный мир. Её одухотворённость и остроумие, глубина знаний о путях совершенствования мирового порядка в сочетании с ритмическим чутьём позволяют причислять её к плеяде гениев, способных изменить устои мира. Без преувеличения! Остаётся только дивиться, с какой непостижимой лёгкостью только ей присущим наборов слов Тина строит свою Пирамиду совершенной жизни.

Гений?

Это ведь так по-человечески.

Даже Юля, даже Юля признала... Да, её «твоя Тинка - богиня!». Эта её оговорка (по Фрейду?) - «твоя Тинка» - дорогого стоит. Ей понравилось Тинино пророческое «Сегодня назван материк и срок... Сегодня назван город, день и час...». Сказать «понравилось» - это ничего не сказать. Мы тогда говорили о коммунизме. О Пирамиде, о совершенстве, о благоговении перед совершенством. И о том, что даже час конца предрешён. Час конца! Календарь Тинин. Что если и она из племени майя? И её род...

Надо дождаться этого часа...

Признаюсь: я просто оцепенел от этого Юлиного «твоя Тинка»!

Потрясение? Конечно! Никто, я уверен, - никто посвящённый не устоял бы! По этому поводу можно строить предположения, даже планы на будущее... Да! Планы на...

Если час конца вычислен до секунды...

Я пока не решаюсь причислить Тину к сонму богинь, об этом скажут потом, сейчас же...

Так давайте же в конце-то концов разберёмся: суть в чём?..

Легко сказать...

Но давайте...

Иншаллах!..

«...и за них произносятся сотни чужих молитв...».

Никаких чужих!

Других!..

Я ловлю себя на том, что перечитываю только Тину, только Тину... Ни Чехова («Дама с собачкой»), ни О. Шпенглера («Закат Европы»), ни А. Шопенгауэра («Мир как воля...»), ни даже Эф. Вэ. Ницше («Так говорил Заратустра») я не перечитываю...

Мало ли что говорил...

И ведь истинно так: «Мы попали в престранные времена, Где мечам пролагает дорогу слово».

Тинка, Ты - пророк?..

Перечитываю...

«Я напишу водой...».

Перечитываю:

«Дом у дороги, тихая речка...».

А газет не читаю. Даже Чехова не перечитываю...

Узда, таки узда...

И соль, соль, соль, соль...

- Ну ты и налепил, - говорит Лена, - соль... узда... Прилепи сюда ещё...

А мне нравится!

Тинка бы сказала: «Хорошая такая лепка... Как слепой скульптор...».

Я уверен!

«Хорошие поиски... Дальше...».

Слепой. Это правда. Слепец!..

Прозрею...

- ... и вот ещё... про Тибет... Тинка просто убила меня своей настойчивостью. Поражало и то, - рассказываю я, - каким выверенным и точным было Тинино произношение - её лхасский диалект, на котором она изъяснялась с местными жителями, проводниками, собственно говоря, это было искреннее наслаждение, неслыханный праздник, слушать её, когда она не только обсуждала с ними какие-то детали нашего паломничества, но и вступала в спор, отстаивая свои взгляды и убеждая их в правоте своих слов. Они только слушали, раскрыв рты и кивая головами. Это было восхитительно, хотя я ни слова не понимал.