Владимир Колотенко - Тебе и Огню

Я так и говорю - «талдычила»!

- Как так «С большой»? - спрашивает Лена.

- Ну просто больше не бывает! - злюсь я. - «Невыносимо Непреодолима», вот с какой! Между нами ведь не было никакой дистанции. Мы сидели, что называется впритирочку: Тинка - голая, совершенно нагая... Как молодая бесстыдница... Гойя с её «Обнажённой Махой» воют от зависти. Тинка - самая настоящая Ева! Я - в одних плавках... драных до ужаса... Впритирочку! Никаких дистанций! Мы просто слились кожами, обросли одной кожей! Как сиамские близнецы... Четыре ноги, четыре руки, две головы... И одна, одна только кожа! Какая уж тут к чёрту дистанция?!

Ты можешь мне объяснить?

Я умолкаю, чтобы в очередной раз испытать этот катарсис, это умопомрачение, чтобы ещё раз попытаться понять...

Ах, вот же, вот! Вот объяснение:

В разнос, в распыл, в разгул - весь белый свет,

В расход - мою мятущуюся душу,

Ответов нет, советов - тоже нет,

Есть мы без кожи - нервами наружу...

И вот эту нашу кожу, одну на двоих, вдруг сдёрнули, сдёрнули...

Содрали... Всеми нашими нервами, голыми-голыми нервами - наружу... Миру в морду! В морду!..

Ни женой. Ни сестрой. Ни прилипчивой тенью.

Я была миражом. Куражом. Наважденьем.

Не травой-муравой. Не ручьем по колени.

Голубым тростником из твоих сновидений.

Острой памятью кож. Кровотоком совместным

Перекрестием душ. И судеб перекрестьем.

- Понимаешь, - говорю я, - «Острой памятью кож...». Кож, кож... Наших сросшихся кож... Понимаешь, говорю, - «Кровотоком совместным, перекрестием душ...».

Понимаешь?..

- Рест, на...

Лена суёт мне стакан с виски.

- Ты можешь мне толком сказать, о какой дистанции она мне толкует? «Я была миражом... наважденьем... голубым тростником...». Придумала же!..

- У тебя глаза...

- Красные?! Я знаю. Я знаю, что когда злюсь, у меня не только краснеют глаза, но и... Надо же - «Куражом...»!..

- Зелёные, - говорит Лена, - пей уже...

«Кровотоком совместным»!.. Воооот!.. Вот же!..

- Хочешь петь - пей? - спрашиваю я, сделав глоток и улыбнувшись.

- Да, пей и пой! Ты, кстати, петь хоть умеешь?

Хм! Петь?! Тут надо волком выть!

- А как же говорю я, - ещё как!

И пою про то, как расцветали яблони и груши...

- Врёшь, говорит Лена, - тут-то врёшь... Ну, да ладно, Катька не заметит.

Неужели эта дистанция так уж и непреодолима, думаю я.

Ти, думаю я, как же до тебя дотянуться, откусить жирный кус, ну хоть крохотный косочек? И теперь улыбаюсь: я похож на того осла, что тянется за пучком сена, болтающегося на ниточке перед мордой.

А что похож! Похож!

Осёл!

Вот тебе - целый пук!

Перед мордой...

И дистанция ведь безысходно непреодолима.

- Идем, - говорит Тина, - не оглядывайся! Не то станешь соляным столбом.

Ты - непостижима!

«...живёшь в моей крови, а значит, продлеваешь эту жизнь...».

- Пой, пой, - говорит Лена, продолжай. Мне нравится. «Про степного сизого орла».

- И вот Жора, - говорю я, - вывалился... Убиться можно!..

- Как так вывалился? - спрашивает Лена.

- А, - говорю я, - ну их... Надоели! Давай лучше...

- Кто надоел-то?

- Давай лучше досмотрим... Ну помнишь? Чем там всё кончилось?

- Что досмотрим-то?

- Ну «Запах», - говорю я, - или как там его? Фильм тот. «Запах женщины». Или как там его?

- Запах не смотрят, - говорит Лена, - женщину надо вдыхать...

- Пить, - уточняю я.

...а после я тебе отдам сполна, за то, что пойман вечер...

- Ладно, - говорит Лена, - пить так пить... Давай так давай...

Елена - прекрасна!

Пить - так пить!

«...за то, что пойман вечер...».

Ладно... Потом досмотрим...

Пойман? Вечер?!

Ти, я на крючке?

Ах, ты не моя травушка-муравушка!..

Время от времени, думая о Тине, ловлю себя на том, что приучаю себя к мысли:

«Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай!»

Приучаю...

Приучу?..

Я не отвечаю самому себе, я только слышу:

...я кладу два пальца как двуперстие

на биение пульса в яремной ямке

и слова выходят кровавой взвесью

без остатка на серые полустанки...

И слова выходят...

Я затыкаю уши указательными пальцами. Чтобы не слышать слов.

Бедняга!..

... мир сошел с ума. Он сошел с китов,

со слонов и раненой черепахи.

отшептать его не хватает слов,

черепов для заклятий и горьких ахов...

Задача, как оказалось, не только в том, что мои пальцы, как затычки, совершенно неспособны удержать Тинкины слова. Они лезут, сочатся в мой череп, как вода сквозь пальцы, как заклятия... Просто слов не хватает! Ни слов, ни злых горьких ахов.

Ти, помолчи, а?! Твоя необузданная правда мира испепеляет. Ты меня убиваешь, я страдаю, как пес, как последний пес... Я не верю, что ты... Я этому не верю... Я твердо знаю, что ты, Ти, бесстрашна в своих взглядах на...

... я сама-как взмах, как удар бича.

нас, таких нелепых в шаблон не втиснешь

и не взвесишь страх на моих весах.

если только сам своей смерти свистнешь

и пойдешь вдвоем, словно с верным псом,

вдоль по белой пустыне аршины мерить...

Секунды твоих стихов и те кажутся вечностью!

Тогда-то и слышен их распоротый крик:

... я вчера стучалась в твой старый дом.

я ошиблась эпохой, страной и дверью.

Думаешь, ошиблась? У вечности ведь не бывает эпох. И страна моя без границ.

А дверь давно сорвана с петель - ко мне не достучишься! Даже порога нет.

Надо просто одолеть эту безошибочную пустоту.

Ти, я - на крючке?

- Куда Жора-то... Вывалился с креста? - спрашивает Лена.

Куда-куда... А куда можно вывалиться с креста?

- В небо, - говорю я, - куда же ещё?

Как птенец из гнезда!

- В небо?!

Ну, а куда ещё-то?!!!

- Ага, - говорю я, - уселся на облачке рядышком с Ним... Свесил ноженьки...

Лена недоумевает.

- И каков же, позволь спросить тебя, вывод?

- Не надо выводов, - прошу я.

Мы рисуем. Мазок. Каприз.

Ты испачкал вот здесь. Утрись».

Мир, впечатанный в наш эскиз,

Подставляет живот под кисть.

Вот уж подставляет...

Не жалея живота...

Позже, сутки спустя, просматривая телерепортажи с места событий и любительскую хронику, я узнал себя, бредущего к берегу, догоняемого первой волной. Никто не верил, что это был я. Кто-то снял нас с Аней, снимая волну. Волну и, по случаю, и нас с Аней.

Потом этот берег назовут берегом скелетов, побережьем мертвых. Триста тысяч жертв, не считая наших. Это лишь те, кого удалось идентифицировать с помощью ДНК-анализа.

Я стоял на пустынном берегу... Тишина абсолютная. Ни пения птиц, ни шевеления воды, ни единого человеческого голоса... Тишина такая, что слышно как...

- Распускаются лилии? - спрашивает Лена.

- Откуда ты знаешь?

Океан, если смотреть прямо перед собой, был спокоен и тих, как наевшийся лев, вода - мирная, гладь, как зеркало... Если же оглянуться на берег - жуть!.. Это - как ковровая бомбардировка. Скелеты домов, скрюченные лопасти винтов самолета - как лепестки увядших ромашек...