Владимир Колотенко - Стена плача

Я знал.

- Ты не поверишь, - говорил он.

Я верил.

- Нужны были деньги, - продолжал он, - которых мне крайне недоставало.

- И ты воровал?

- Все воруют. Ты же помнишь наш первый банк?..

- Первый? У тебя были еще?

Он не ответил.

- Я работал сторожем в детском саду, занимался мануальной терапией, давал частные уроки по биологии абитуриентам. Тогда это был неплохой, как считали, интеллектуальный заработок. Меня подбил на это Ушков. Ты что-нибудь знаешь о нем?

- Жив-здоров, - сказал я, чтобы что-то сказать.

- Он тоже тогда готовил абитуриентов по физике и здорово мне помог в этом деле. Мне было стыдно зарабатывать гроши таким способом, и он помог мне избавиться от комплекса стыда. По капельке, по копеечке, настаивал он, можно насобирать денег и на машину. Он, кажется, и собрал, а я нет. Мне было противно долдонить одно и то же сытым тупым недорослям-обормотам, ни хрена не желавшим знать и засыпавшим за столом, когда я им разжевывал и, как птичка птенцу, вкладывал в желтый ротик сведения о синтезе белка или о победах более приспособленных над более сильными. Знаешь, тогда все это нужно было делать тайком и с оглядкой, вдали от завистливых вездесущих стукачей. Славик был непревзойденным конспиратором. Его считали неплохим преподавателем, к нему стояли толпы болванчиков. Он, говорят, развелся и снова женился, не знаешь? А машину купил?

Я промолчал.

- Ты не поверишь, как было трудно, - повторял и повторял он, но я верил.

Его невозможно было остановить, и я слушал и слушал. Я вспомнил Аню, когда она точно так же исповедовалась передо мной, и понимал, что нельзя отказываться от роли священника. Откажись я, и его бы это здорово разочаровало.

- Когда я купил свою первую машину, «Волгу», серую «Волгу», ну ты должен помнить ее...

Я помнил.

- ...я уже не мог жить без руля. Рулить и ехать, куда глаза глядят, и не чувствовать усталости, и знать, что ты обгоняешь время - это одно из самых больших для меня наслаждений. Это как лететь с парашютом над головой. Ты прыгал когда-нибудь с парашютом?

Потом все пересели на иномарки. Где взять столько денег? Мне пришлось очень сильно попотеть, чтобы наскрести на машину. Сколько пришлось хитрить и жульничать, недоедать и недосыпать, унижаться и угрожать, да-да, угрожать самым серьезным образом, запугивать и стращать так, чтобы коленки дрожали. В этом я тоже очень преуспел. Ты не поверишь, но я, я! стал даже воровать. У этого гребанного государства. Я у него отбирал свое, но так как оно моего не отдавало, пришлось красть. Я обходил их законы и брал заработанное, как только мог - выгодные сделки с властями (и конечно, с собственной совестью), подкупы, взятки, шантаж... Я столько обил порогов и преклонил колен, столько набил и окунул в дерьмо сытых харь... Просто жуть. Я прошел хорошую школу выживания, поднаторел в жульничестве, дважды избегал тюрьмы, и, кажется, до сих пор в розыске. Я жил в таком говне, что тебе и не снилось.

- И ты снова взял банк? А помнишь, как мы хотели с тобой?..

- Помню. Когда я купил за какие-то две или три тысячи долларов, все-таки я своего добился, купил подержанный «мерседес», я сутки не вылезал из машины. Я ездил по грязным улицам грязного города, грязной страны, кишащей сором и гнилью, и был горд собой, как Сципион, взявший, наконец, свой Карфаген. Как Цицерон, перешедший свой Рубикон.

- Цезарь.

- Все равно: Цезарь, Циммерман, Цицерон... Хрен один. Важно перейти Рубикон.

Нужно было снова крутиться, как вошь на гребешке, снова горбатиться, чтобы устоять на ногах. Все повторилось: воровство, подкуп, шантаж... Та же грязь, та же вонь... Мир смердел, а я нюхал. И все только ради того, чтобы чувствовать себя водителем, ты только подумай, чтобы быть на привязи у какого-то сраного «мерседеса». Стоп, сказал я себе, стопаньки-стоп! Ты же умный мужик, ты умеешь такое, что другим и не снилось. Ты же филигранный профессионал! Стоп-стоп-стоп!...

Я неделю не выходил из квартиры. И как это часто бывает, на выручку пришел случай. Точно так, как он пришел Ньютону, Пастеру, Наполеону, кому там еще? Подготовленному уму ведь много не надо, нужен намек, жалкая ассоциация... В какой-то старой забытой книжке, серенький детектив, я вычитал, как какой-то убийца дал промашку по цели по причине слезящегося глаза. Пришлось расстаться с кругленькой суммой... Ферма в тихом забытом людьми и Богом уютном местечке у него накрылась, накрылась мечта... У меня же глаза никогда не слезились! И мне тоже нужна была ферма! Ферма, дом, озеро, сад... Ну, хотя бы какой-то пикапчик без скрежета тормозов и ржавеющих крыльев. Меня тут же прошибло потом. Я нашел! Эврика! - хотел крикнуть я и не крикнул. Я просто бросил все и ушел на вокзал, взял билет и уехал, не зная куда, в большой город, в столицу, в Москву. Как я искал первого своего заказчика, я не стану тебе рассказывать. Это было кино! Прошел месяц, может быть, два, я нашел. Первые деньги я получил за какого-то партработника. До сих пор помню его немо распахнутый рот и удивительно удивленный взгляд его глаз. Они не верили в случившееся. Я наблюдал за ним через прицел до тех пор, пока он не рухнул. Я и сейчас вижу эти глаза, этот рыбий рот, хватающий воздух...

- Это были мои первые злые деньги, по тем меркам - огромные деньги и, поскольку я был очень стеснен в средствах, я согласился, не задумываясь. Ты не поверишь, я искал и тебя по Москве, выискивал по площадям и проспектам, и когда нашел, выслеживал и вынюхивал, я таскался за тобой по пятам, как последний ревнивец.

- Зачем?! Ты хотел меня...

- Нет. Мне любопытно было узнать, на кого ты нас променял?

- Променял?

- Конечно! Я был в этом уверен. Я до сих пор...

- И ты хотел меня... кокнуть.

Юра рассмеялся.

- Нет же, нет. Просто я хотел заглянуть тебе в глаза. Но вы с Жорой прекрасно смотрелись вдвоем, как близнецы-братья, и я не захотел мешать вашему альянсу.

- Юр... Ты пытаешься вменить мне чувство вины?

- Оставь! Все забыто! Забудь!..

Такое не забывается, я это точно знал. И приступ амнезии мне не грозил. Но эти запоздалые объяснения бередили мне душу, оставляя в ней только шрамы, но и проливая, конечно, лучик света на прошлое и на нашу правду, если хочешь, - на святость и праведность. К сожалению, ничего не меняя. Поэтому нет нужды поддерживать эту тему, решил я.

- И ты купил себе БМВ?

- Я пошел в ресторан и до отвала наелся.

Не знаю, что заставило его доверить мне свои мысли, но он был настолько откровенен, что не стеснялся в таких подробностях, которые большинство людей таят в себе всю свою жизнь.

- Я купил кучу баб... Представляешь меня Казановой?

- Нет.

- У меня был свой гарем. Как у Соломона!

- Да иди ты!..

- Я купил свободу. Это был важный этап в моей жизни. Я обрел независимость, да, я просто летал. Ты же знаешь, как окрыляют большие деньги! Надеюсь, тебе удалось пережить это чувство. И вот что важно: плата за это чудо была такой малой, просто ничтожно малой, такой мизерной... Бац! И все. И все! Я был на седьмом небе. Не скрою - мне доставляла моя работа несказанное удовольствие. Я, что называется, нашел себя, снова открыл себя для себя. Ведь я занимался любимым делом: по-прежнему изучал мир, как ученый, рассматривал его в окуляр. Только это уже был окуляр не микроскопа, а прицела, красивого современного прицела с большими оранжево-фиолетовыми стеклами, сверкающими в лучах улыбнувшегося, наконец, мне вечернего солнца. Или раннего, утреннего. Единственным отличием было то, что я рассматривал теперь уже не опостылевшую мне жизнь, не рибосомы и митохондрии, «гепы» или «тайты», - ты помнишь? - не центриоли и ретикулюм, в общем не застывшую, замершую жизнь каких-то там мертвых клеточек, а живую смерть. Ее величество смерть, начало ее начал. Смотришь в эти радостные синие глаза жизни, затем - тюк, и теперь тебе открываются прелести...