Владимир Колотенко - Верю, чтобы познать

- Звучит красиво, - улыбнулась Аня.

Она совсем нас не слушала, то и дело бросала короткий взгляд на часы.

- Я не могу...

- Можешь, - тихо сказал Жора.

Он не сводил с Ани глаз! Сердцеед, ах, сердцеед!.. Жора выплеснул вдруг на нее все свое обаяние. Но Аня словно не замечала его.

- Мы действительно топчемся на одном месте, - сказала она и встала со скамьи, - я поеду, меня уже ждут. Жаль, что мы потеряли время.

Ни о чем не договорившись, мы снова перенесли разговор на завтра.

- Твои цветы, - сказал Жора, беря розы и вручая их Ане.

Она рассмеялась и произнесла, посмотрев Жоре в глаза:

- Ты очень мил. Славные вы ребята! Но хватит вам тратить мое время.

Я понимал: никакие уговоры нам не помогут.

Когда Аня ушла, Жора просто налетел на меня:

- На ней что, - бурчал он, - свет клином сошёлся?! Да найду я тебе тыщу таких Ань!.. Ты бы лучше...

- Что лучше, что лучше?! - не сдержался и я.

- Занялся плотненько Тиной, вот что... Крепенько, а?.. Надо!..

Настроение у меня, ясное дело, было премерзкое, просто знойно отвратительное. Эта Тина не то что сидела у меня в печёнках, она, как луч рентгена, пронизала всё моё тело, мой мозг, висла на руках и ногах, застилала кровавым потом мой взор, вязала язык... Меня просто распирало от негодования, и я едва сдерживал себя, чтобы не дать кулаком Жоре под дых... Чтобы он навсегда забыл о своей Тине.

- Да ты... ой, умру, - расхохотался Жора, - да ты что... набычился... брось...

Я на это ничего не сказал. Жора душевно обнял меня. К счастью у нас была бутылка коньяку. Я долго дулся, а Жора, хитрюга, ходил вокруг да около, подливая масла в огонь, рассказывая всякие небылицы, пока, в конце концов, не сказал главного:

- Вот ты тут куксишься, дуешься как индюк, а ведь, скажу тебе определённо, без твоей Тины мы кашу не сварим.

Он с каждым словом тыкал мне в грудь своим указательным пальцем с обкусанным ногтем, чтобы у меня эти слова не вызвали никаких сомнений и возражений.

- Определённо! - завершил он.

Я согласно кивнул.

- И знаешь почему?

Я не знал.

- Потому что твоя Тина - наша судьба!

Он произнёс это тоном Нострадамуса, предсказывающего поражение коммунизма в России. И у меня не возникло даже желания вытребовать у него пояснение к этой уверенности. Я доверял Жоре, как Нострадамусу. Да, как Александру Македонскому! Он - бог!..

- Это я говорю только тебе. Tibi et igni (Тебе и огню, - лат.), - добавил Жора.

«Tibi et igni... Tibi et igni...» - где-то я это уже слышал... От кого?..

Бог Жора! Бог!..

Это было, конечно, преувеличение - ну какой из Жоры Бог, когда он не верит даже... Здесь важно только то, что я ему верил как Богу! И это его «Tibi et igni» ещё больше укрепляло мою веру. Вера за веру, баш на баш!

Только много времени спустя я убедился в этом и сам: Тина - судьба!..

Но как Жора мог знать это в те дни, для меня оставалось загадкой.

«Tibi et igni...».

Я верил!

Теперь-то это ясно как день!.. Тина не только нас просветила, она...

Но всё по порядку...

На следующий день история повторилась. Но на этот раз Аня не позволила нам ее уговаривать.

- Хорошо, - сказала она, - поехали...

Мы пошли к ее спортивного вида машине. Обходя авто сзади, я не мог не прочитать: «Феррари». «Феррари» это «Феррари». С этим трудно спорить. Аня заметила мой восхищенный взгляд:

- Пятьсот девяносто девять икс-икс, - сказала она, - семьсот тридцать конских сил, семь тысяч оборотов в минуту...

Она так и сказала - «конских сил». Я согласно кивнул, мол, понимаю. Вздыбленный конь на носу, на каждом колесе, на руле, да куда ни глянь! Этот гарцующий жеребец только и ждет, когда на него усядется эта колоритная женщина! Не успел я за собой прикрыть дверцу, как вдруг завизжали колеса, меня вдавило в кожу сидения, и я ощутил запах паленой резины. Вены тут же наполнились чистым адреналином!

За рулем Аня была как наездница на прытком, вихрем несущемся скакуне. Ей нравилось сидеть за рулем, подчиняя себе этого железного, рвущегося в погоню коня. Это было видно по тому, как легко она управлялась с двумя сотнями резвых лошадиных сил, не давая им спуску. Даже самые модные очки не в состоянии были скрыть эту прыть. Слившись с машиной, с этой бешеной скоростью, как сливаются в беге седок и лошадь, она была горда своей властью над скоростью, над ветром, бьющим в лицо, над шуршанием шин и, конечно, над нами, вдавленными этой ветреной скоростью в кожу сидений...

Ухоженные деревеньки, изумрудные виноградники, кайма синих гор в белесоватой дымке, море, Средиземное море, южный берег Франции... Через каких-нибудь два часа мы были в Ницце. Потом были Канны и Монте-Карло...

Галопом по Европе.

- Здесь рукой подать до любой точки Европы, - между прочим бросила Аня, - здесь жизнь мира...

С этим не поспоришь. Даже Жора, видавший виды, не мог ничего противопоставить. Конечно же, мне это пришло в голову: мы терпим фиаско!

В Париж мы вернулись поздно вечером и ужинали в том же кафе.

- И вы хотите, чтобы все это я променяла на вашу, пардон, задрипанную Москву?! Где каждый кирпич до сих пор под присмотром всех этих Лениных, Сталиных и Дзержинских...

- Ты когда была-то в Москве?! - воскликнул Жора.

- Вчера, - сказала Аня, - мне звонила Марина. У нее забрали театр.

- Какая Марина? Там давно уже рай!

- Да-да-да! Как же, как же!.. Там у вас до сих пор цокают кандалы...

Аня так и сказала: «цокают».

- Чего стоит один только этот ваш мэр! Он же...

Мы с Жорой только слушали. Наконец он не выдержал:

- Ты живешь здесь в своей скорлупе, как в каменном веке! Вокруг тебя уже совсем новый мир! Правда, его нужно подровнять.

- Нет, ребятушки, нет. Вы подумайте - у меня здесь доход, дом под самой Эйфелевой башней, хорошая работа, муж... Я счастлива, как никогда не была там, у вас...

Ни у меня, ни у Жоры не нашлось слов, чтобы спорить.

- Я живу в центре мира, и жить здесь мне нравится!

Это был последний ее довод. И tout est dit (этим все сказано, - фр.). И мне снова это пришло на ум: мы с Жорой оказались бессильны.

- А знаешь, - говорит Лена, - у каждого из нас есть свой центр мира. Однажды...

Она рассказывает:

- Бывают в жизни минуты, когда...

- Да, - соглашаюсь я, - такие центры всегда возникают там, где душа отдыхает.

- ...и я ничего не придумала лучше, - продолжает Лена, - как сорваться в уединение. И теперь здесь, в лесной глуши, я безрассудно размениваю дорогие секунды, которые могли бы стать нашими. Здесь нет телевизора, радио, интернета. И только иногда вечернюю тишину разрывают истошные крики журавлей, живущих неподалеку за озером. Я пробую на слух тишину. Она комкается, выгибается и оглушает. Понимаешь, она...

- Понимаю...

- Не нужно никуда спешить, бежать, отвечать на звонки. Все замерло, словно я внутри ледяного замка. Кирпичи лежат плотно один к одному... Когда я поздно вечером ложусь спать, рядом греются мои кошки. Я беру их по очереди на руки и глажу их норковые спинки...