Владимир Колотенко - Хромосома Христа

– Привет Жоре и удачи вам.

– Обязательно передам, – пообещал я.

Мне хотелось подольше побыть одному, поэтому я не взял такси и не вызвал нашу служебную «Волгу». Я ехал по кольцевой линии метро через всю Москву. Уже трижды произнесли слово «Курская», а я все не выходил. Я испытывал огромное наслаждение от того, что частичка Ленина, покорившего полмира и угрожавшего остальной половине всенепременной победой коммунизма, лежала в боковом кармане моей куртки, и его дальнейшая судьба находилась теперь в моих руках. Вот как в жизни бывает! На «Текстильщиках» я вышел в половине первого ночи, затем автобусом сто шестьдесят первого маршрута доехал до Курьяново.

– Где тебя носит? – встретил меня Жора, – тебя все ищут…

– Подождут, – сухо огрызнулся я, не снимая куртки.

– Ты заболел?

– Коньячку плесни, а?

Жора замер, присел на краешек табуретки, затем потянулся к дверце шкафа.

– И мне? – спросил он, наливая в граненый стакан коньяк.

– И тебе.

Мы выпили.

– Поделись с другом тайной, – произнес Жора, улыбнувшись, – ты влюбился?

И мы рассмеялись. А затем болтали о чем попало, заедая коньяк апельсинами и остатками красной копченой рыбы. Привет Жоре от Эрика я так и не передал – из понятных соображений. Зато мне впервые посчастливилось увидеть Жору пьяным. Не знаю почему, но я этому радовался. Да и я, собственно, напился до чертиков в глазах: было от чего!..

– Ну, ты, брат, совсем плох, – заметил тогда Жора, – хочешь стать богом, а пить не умеешь.

Я, и правда, едва держался на ногах.

Могу поклясться, что в те минуты у меня не было ни малейшего представления о том, как я распоряжусь попавшей мне частицей Ленина.

– Да, позвони Юльке, – сказал Жора, – она тебя ищет.

Он впервые назвал меня братом.

Смерть Леонида Ильича не стала для нас неожиданностью. Страна долго и безукоризненно отдавала ему почести. Мы тоже грустили, попивая пиво, и жили ожиданием перемен. Каких перемен?! На что мы надеялись? Ведь с этой смертью рушились все наши планы и устремления. Все, чего мы уже достигли на поприще поиска бессмертия, теперь полетело коту под хвост. Мы, конечно, кое в чем поднаторели, но этого было мало, чтобы орать во весь голос радостное «Эврика!».

Пропал и наш генерал. Как в воду канул. Мы осиротели. О нас словно забыли. Ни одного звонка, ни одного посетителя. Шли уже затяжные осенние дожди, Москва стала сырой и серой, хлюпающей. Взамен Брежнева народу был явлен очередной Секретарь – скуластый узкоглазый шорец с малороссийской фамилией, по имени Константин. Мы знали, что у него тоже не все в порядке со здоровьем и его держали на учете наши конкуренты-академики. Кстати, они прочили ему недолгую жизнь. Мы своих услуг не предлагали. Зачем? Жорино «Зачем?» играло здесь не последнюю роль. Мы сутками сидели в Курьяново без дела и пили горькое вино разочарования и обиды. Король умер! Да здравствует король! Да, здравствует!

Вскоре умер и этот руководитель страны, а за ним и Андропов. Череда смертей правительственных старцев породила множество толков и пересудов. Из уст в уста кочевали слухи о свежей крови, и вот на политическую арену выпрыгнул Орби. Он забрался на самый высокий плетень и заголосил что есть мочи:

– Ку-ка-ре-ку! Пе-ре-строй-ка!..

Народ заждался молодых голосистых горланов, поэтому раскрыл глаза, прочистил уши. Всем было любопытно, что из сей суеты получится. Прошел год, потом два… Люди прилипли к экранам телевизоров…

– Какое совершеннейшее невежество, – возмущался Жора, случайно услышав очередные призывы вождя, – он же ни рылом, ни ухом… Но сколько в нем необузданной прыти! А ведь в мире нет ничего страшней воинствующего невежества! Этот Терминатор, не ведая сомнений, натворит нам такого…

Жора накаркал. Да, мы вдруг зажили как-то вкривь и вкось, земля ушла из-под ног и у нас пошла по-настоящему черная полоса.

– Слушай, – однажды в отчаянье произнес Жора, – не послать ли нам на хрен всех этих вождей!

– Понимаешь, – говорит Ли, – всё так сложно…

Я попробую упростить эту сложность:

– Вселенная, – говорю я, – всесильна. Чем? Своей кажущейся на первый взгляд ненавязчивостью и застенчивой беззащитностью. Но это только на первый взгляд так, до тех пор, пока мы не начинаем с ней спорить, не пытаемся уговорить Ее в Ее беспомощности перед нами, всесильными. Или пересилить Ее, победить. Но Она легко справляется с нашей силой и дает каждому то, чего он заслуживает по справедливости. И так – до конца дней наших. Так Она нас поучает. Она – справедлива! А нам кажется, что единственное, что Ей дано – развиваться. Да, Она стремительно разлетается во все стороны, пульсирует, коллапсирует… И мы с Ней, смотри! Каждый человек… Ты можешь идти или в ногу с Ней, и тогда Она несет тебя на своей теплой ладони сквозь крушения и невзгоды, или повиснуть свинцовой гирей на Ее быстрых ногах, но тогда берегись… Нет-нет, Она не мстительна, как человек. Она – справедлива. Все Ее силы направлены на восстановление справедливости. Это закон. Никто не смеет его нарушить. Она всегда права. Мы – Ее дети. И как мы к Ней относимся, тем Она нам и платит. Причины наших побед и поражений в нас самих… И знаешь, что важно – знать свое предназначение. И тогда вся Вселенная придет, примчится тебе на помощь.

– Разве, – удивляется Юлия, – ты так не думаешь?!

– Жизнь так устроена, что нельзя быть ни в чем уверенным.

– Даже в самых близких людях?

– Особенно в людях.

Наш спор, наверное, никогда не кончится. С высоты своего возраста и знания жизни я готов дать голову на отсечение, что лучше всего полагаться только на самого себя.

– Рассчитывать на любовь и преданность кого бы то ни было, – говорю я, – значит заранее обрекать себя на разочарование.

– Но тогда невозможно жить.

– Мы должны выстроить в себе свою крепость…

– Твою Пирамиду?

– Да, мою Пирамиду. Чтобы не идти от разочарования к разочарованию.

– Тебя многие разочаровывали?

– На каждом шагу.

– Ты и сейчас…

– Пока я не узнал Христа.

Как-то незаметно исчез и Михаил Николаевич. Кончился январь, за ним и февраль, мы раз за разом справлялись в банке о пополнении наших счетов – тщетно.

Вскоре мы оказались перед фактом, что наши закрома оскудели, запасы поистощились, а источник многолетнего благополучия – канул в лету. Как я сказал, пропал и генерал. Нас заела нужда. Виту даже пришлось прятаться от новой власти в Израиле. Мы оставались на месте, тем не менее, вынуждены были искать любую возможность, чтобы хоть как-то поддерживать силы. Михаил Николаевич, по имеющимся у нас сведениям, то ли умер, то ли жил теперь где-то в Париже, и мы к нему не могли пробиться. Телефон, что по случаю нам удалось заполучить у его дальнего родственника, просто не отвечал, а лететь в Париж и искать его там – ну какой в этом резон? Мы ведь не какие-то вышибалы. Новый год не принес новых радостей. Полагающиеся нам ежегодные чаевые от Деда Мороза больше нас не беспокоили. И на том спасибо! Вероятно, он все-таки помер, решили мы, и оставили всякую надежду. Мы оказались в состоянии абсолютной прострации, небывалого коллапса. Первые дни навалившихся трудностей казались последними днями жизни. Мы были как в бреду. Страна нищала. Надеясь на лучшее завтра, пришлось и нам затянуть пояса. Наши дела пошли вкривь и вкось. Ни о каких генных рекомбинациях или клонах не могло быть и речи. Даже Жорин оптимизм не спасал. Жора бурчал: