Ким Робинсон - Голубой Марс

И все вернулось, как по щелчку, словно удар в солнечное сплетение, окатив ее всю волной. Путешествие по каналу, ну конечно же, погружение в затопленный Берроуз, Джеки, несчастная дурочка Зо. Конечно, конечно, конечно… Да, она забыла все это не насовсем. Теперь это казалось таким очевидным. Оно ушло не по-настоящему, это лишь кратковременный сбой в ее мышлении, пока внимание сосредоточилось где-то в другом месте. В другой жизни. Сильная память была по-своему целостной и по-своему опасной – так же, как и слабая. Такой вывод вытекал из мысли, что прошлое было интереснее настоящего. Что во многом соответствовало действительности. Но все же…

Все же ей пока не хотелось вставать. Тошнота еще не прошла. Она ощущала давление в голове, будто после этого «кончика языка» остались какие-то нарушения; да, момент неприятный. Трудно это отрицать, все еще чувствуя пульсацию от болезненных импульсов.

Она наблюдала, как в уходящих сумерках город погрузился в темно-оранжевые тона, а потом замерцал таким цветом, как если бы молния сверкнула в бутылке из коричневого стекла. Настоящие Врата Ада. Она задрожала, поднялась и неуверенно пошла вниз по ступеням в сторону гавани, где набережные освещались яркими, собирающими мошек шарами, развешенными у таверн. Сверху, как негативное изображение Млечного Пути, вырисовывался мост. Майя прошла за доки, к пристани для судов.

Там была Джеки, и она шла навстречу. С ней было несколько помощников, но все они шагали чуть позади. Заметив Майю, Джеки сжала губы, лишь слегка, но Майе этого хватило, чтобы заметить, что ей – сколько? – лет девяносто? Сто? Она была красива, она была властна, но уже не молода. Вскоре события поплывут и в ее голове – так же, как и у всех остальных. История – это волна, которая движется сквозь время чуть быстрее, чем человеческая жизнь, поэтому даже когда люди жили всего семьдесят-восемьдесят лет, к моменту своей смерти они оказывались позади этой волны – сейчас же они отставали гораздо сильнее. Ни один парус не мог позволить человеку за ним угнаться, ни один птичий костюм не мог позволить справиться с волной. Ах, вот в чем дело: это смерть Зо она увидела на лице Джеки. Та изо всех сил старалась не подавать виду, поскорее об этом забыть. Но у нее не получалось, и вот она теперь – старуха у воды, отражающей звезды, висящие над Адовыми Вратами.

Майя, потрясенная глубиной этого образа, остановилась. Джеки тоже. Вдали гремела посуда, из ресторанов доносились шумные разговоры. Две женщины смотрели друг на друга. Майя не помнила, чтобы раньше у нее случались такие моменты с Джеки, – не помнила, чтобы они показывали друг другу свое признание, глядя вот так глаза в глаза. «Да, ты настоящая, и я настоящая. И вот мы вдвоем, стоим и смотрим». Майе показалось, будто внутри нее треснули большие стекла. Почувствовав себя свободнее, она развернулась и ушла.

Мишель нашел им пассажирскую шхуну, которая направлялась в Одессу через остров Минус Один. Экипаж рассказал им, что на острове ждали Ниргала, который должен был участвовать в гонках, и эта новость обрадовала Майю. Повидаться с Ниргалом всегда приятно, а в этот раз она нуждалась в его помощи. И ей хотелось увидеть Минус Один: в последний раз, когда она туда выбиралась, он вообще не был островом – лишь метеостанцией с летной полосой на кочке, торчащей на дне бассейна.

Их шхуна была длинной и невысокой, с пятью парусами, похожими на птичьи крылья. Едва они вышли из пристани, паруса расправились, туго натянувшись и приняв треугольную форму, а когда ветер задул в корму, экипаж поднял впереди большой синий спинакер. После этого корабль понесся по ярко-синим волнам, разбивая их и разбрызгивая вокруг водяную пыль. Избавившись от ограничения черными берегами Гранд-канала, было чудесно оказаться в море, чувствовать ветер, дующий в лицо и поднимающий волны, – он выдул из ее головы всю ту сумятицу, что донимала ее в Адовых Вратах. Она забыла о Джеки и рассматривала весь предыдущий месяц как какой-то тлетворный карнавал, который ей никогда не придется посещать вновь. Туда она не вернется, ведь теперь у нее есть открытое море и ветер в спину.

– Ах, Мишель, вот такая жизнь по мне!

– Красиво, да?

В конце своего путешествия они собирались поселиться в Одессе, которая теперь стала прибрежным городом вроде Адовых Врат. Живя там, они смогли бы плавать в любой погожий день, когда светило солнце и дул ветер, – стоило лишь захотеть. Эти яркие моменты настоящего были единственной их реальностью, тогда как будущее являлось лишь видением, а прошлое – кошмаром… или наоборот. Как бы то ни было, лишь в эти моменты можно было ощутить силу ветра и великолепие волн, таких больших и брызжущих во все стороны. Майя указала на голубой склон, который проносился мимо неровной, быстроменяющейся линией, и Мишель громко рассмеялся. Они всмотрелись в него внимательнее и стали смеяться совсем безудержно. За многие годы Майя не испытывала столь сильного ощущения, что находится в другом мире: эти волны вели себя не так, как должны были, они метались и опрокидывались, выпячивались и извивались куда живее, чем можно было объяснить сильным ветром, и это выглядело странно и даже чуждо. Ах, Марс, Марс, Марс!

Моряки рассказали им, что волны в море Эллады всегда были крупными. Отсутствие течений роли не играло: больше всего на волны воздействовали гравитация и сила ветра. Слушая об этом и глядя на непостоянную голубую равнину, она почувствовала, что ее настроение тоже вдруг подскочило: у нее было малое g , а ее внутренние ветры задували сильно. Она была марсианкой, одной из первых, и она изучала этот бассейн с самого начала, помогала заполнять его водой, строить гавани, и именно благодаря ей моряки могли выходить в море. А теперь она плыла по нему сама, так, будто только этим и занималась всю свою жизнь, и этого было достаточно.

Судно неслось вперед, и Майя стояла возле бушприта, держась рукой за борт, ощущая на себе ветер и брызги волн. К ней подошел Мишель и встал рядом.

– Как здорово выйти наконец из канала, – сказала она.

– Это точно.

Они заговорили о кампании, и Мишель покачал головой:

– Эти антииммигрантские взгляды слишком популярны.

– Как думаешь, йонсеи расисты?

– Им трудно стать расистами, учитывая их собственное смешение рас. Думаю, они просто ксенофобы. Им наплевать на проблемы Земли – они всего лишь боятся, что их возьмут числом. Вот Джеки и взывает к тому страху, который сидит в каждом из них. Я бы не назвал это расизмом.

– Просто ты хороший человек.

Мишель выпустил воздух сквозь зубы.

– Ну, большинство людей тоже хорошие.

– Не преувеличивай. – Иногда Мишель бывал чересчур оптимистичен. – Расизм или нет, это все равно мерзко. С Земли сейчас смотрят на наши незанятые земли, и если мы закроем от них дверь, то они, очень может быть, возьмутся за топор и прорубят ее. Многие думают, что этого никогда не случится, но если землянам станет совсем туго, они просто отправят людей и высадят их здесь, а если мы попробуем их остановить, они будут защищать себя, и тогда мгновенно развяжется война. Причем здесь, у нас, на Марсе. Не на Земле, не в космосе, а на Марсе. Это может произойти – ты же слышишь, как они нам угрожают, те люди из ООН, которые пытаются нас предупредить. Но Джеки не слушает. Ей все равно. Они поддерживает эту ксенофобию в своих целях.