Юрий Никитин - Бригантины поднимают паруса

– Но сейчас ты уже не тот человек?

Я встретил ее прямой взгляд.

– Уверена?.. Наука – высшее проявление нашего интеллекта, и кто хоть раз к ней прикоснулся, уже не оставит то счастливое состояние даже ради трона Соломона.

Она покачала головой.

– Не поверю. Неужели после таких приключений вернешься к кабинетной работе?

– Войны начинаются из кабинетов, – напомнил я. – Как и великие перемены творят не цари или президенты, а ученые. Так что отсюда уйду вовсе не розы сажать в загородном домике.

Она сказала задумчиво:

– Внешность обманчива, это понимаешь, когда смотришь на тебя, такого мимишного… Как тебе вообще здесь? Ты даже на солнце обгореть не успел. Арабский мир в новинку?

Я двинул плечами.

– В целом знал, что увижу, на то есть Интернет, но не предполагал, что все настолько остро и обнаженно. В главном.

Она спросило с подозрением:

– Ты о чем?

– О духовности, – объяснил я. – Думал, этой дурью заразились только русские, да и те за последние двести лет переболели… особенно в последнее время. Но чтоб ислам… как везде говорят, дикий ислам!

Она проговорила в сомнении:

– Но разве не любая религия… духовность?

Я покачал головой.

– Какая духовность в индуизме? Или не видела барельефы на их храмах?.. Духовность только в авраамических. Но ислам, что тоже авраамическая религия, если не знала, в последнее время обрел очень уж воинственных носителей. Русским такое и не снилось. Там «режь наши головы, но не трожь наши бороды», а эти как раз головы и режут с превеликим удовольствием.

– Безбородым, – сказала она.

– Да, безбородым. Хорошее уточнение. Головы резать – это не дифференциальные исчисления или интегралы брать! И проще, и приятнее неверному кровь пустить. Да ты и сама это знаешь.

Она нервно дернулась.

– Но-но! Я при чем?

– Интегралы щелкаешь?.. Дифференциалы берешь?

Она спросила с подозрением:

– Куда беру? Ты на что намекаешь? И что это за дифференциалы, которые во что-то берут?

– Ладно, – ответил я, – не прикидывайся. Меня психотерапевтить не надо. Ислам опоздал. Сейчас у него единственный достойный соперник – сингулярность. Но против нее у ислама нет шансов.

Она сказала враждебно:

– А мне как-то ни то ни другое.

– Сожалею, – ответил я лицемерно, – но куда денешься?.. Это чем пахнет?

Она поспешно повернулась к плите. Там уже мигает огонек, сообщая о готовности. Мир ускоряется во всем, даже в приготовлении пищи. Уже не шесть часов, как было во времена молодости моей бабушки, не три часа, как у мамы, а всего пятнадцать минут, а мои дети не успеют вырасти, как в самом деле можно будет перейти на прямое получение энергии… лучше по широкополосной вайфайной связи.

Эсфирь начала быстро и умело вытаскивать из недр плиты и переставлять на стол умопомрачительно пахнущие блюда из мяса и птицы, а я погрузился в долгие раздумья, впервые ощутив привычную амбивалентность мыслящего существа, намертво всаженного в тело животного.

До этого не подлежало сомнению, что в какой-то момент выберу пару, совьем гнездо и выведем потомство. Это мощнейший инстинкт, самый мощный, без него бы жизнь прекратилась… но вот сейчас разум холодно и трезво говорит, что отныне в этом необходимости нет. Цель достигнута, сингулярность рядом, люди станут бессмертными, а бессмертным уже нет необходимости в продлении рода.

С другой стороны, весь разум – высшая точка инстинкта. И если он входит в противоречие сам с собой, то это не противоречие, а борьба новых отделов мозга с самыми старыми, базовыми, возникшими самыми первыми на заре молодой Земли.

Плюс размножение возможно и при сингулярности. За долю секунды создаешь свою копию, либо абсолютную, либо в чем-то особенную, и отправляешь либо себе в помощь, либо в свободное плавание…

Эсфирь придвинула блюдо мне поближе.

– Ешь, не смотри таким бараньим взглядом!..

– Это же баранина, – буркнул я, возвращаясь в реальный мир. – Как может баран есть баранину?

– У тебя только вид бараний, – пояснила она, – а так ты лев рыкающий!.. Да и взгляд у тебя как у орла.

– А нюх, – пробормотал я, – как у собаки… Спасибо, очень вкусно.

– Хамло, – заявила она, – еще не начал!.. Это оскорбительно, не находишь? Или люди будущего станут такими свинтусами?..

– Людей не будет, – пояснил я. – Как нет сейчас питекантропов. Правда, в каждом из нас питекантроп живет и действует, даже толкает речи о ценности культуры, но потом его даже не выдавим, а просто вычеркнем… Мясо прекрасное… Говоришь, баранина? А почему такая… гм, небаранная?

– Ешь, – сказала она сердито, – не умничай. А то и тебя посадят.

– Здесь?

– В России, – ответила она. – У вас же все умные только по тюрьмам?

– Что ты, – заверил я, – умных всех перестреляли и передушили. У нас же тотаритаризьм и угнетение. То ли дело у вас: свободы, гей-парады…

– Заткнись, – посоветовала она. – Не порти аппетит.

Некоторое время ели молча, у меня не просто аппетит, а голод. Чувствую, когда перейду на электропитание, придется пользоваться повышенным тарифом.

Эсфирь лопает быстро и с удовольствием, глаза блестят, чуть ли не урчит, как дикая кошка над пойманной толстой жирной мышью. Мы словно соревнуемся, кто быстрее очистит от еды тарелку, какие уж тут манеры, великосветскость остается в том мире, который если и вспомним, то с презрительной ухмылкой, типа: какими же дикими дураками были.

– Ты специализируешься, – сказала она с набитым ртом и чуть не подавилась, – по Востоку?

– Я специализируюсь по генной модификации, – ответил я с тоской, – а здесь просто хренью занимаюсь.

– Ты чего?

– Сейчас мы не будущее, – прояснил я брезгливо, – а прошлое. Бегаем, стреляем, убиваем, прям пещерные люди.

– Что, – сказала она с издевкой, – всерьез веришь, что уже вот-вот этого не будет?

Я прожевал, ответил очень серьезно:

– Раньше, чем ты думаешь. Не дети твои, а ты сама увидишь мир, где не будет ни единого выстрела!

Она вытерла губы салфеткой, подумала, зябко повела плечами.

– Жуть какая-то… А как же наше извечное «убивать и грабить»?

– Останется в романтичном детстве, – пояснил я, – вместе с пиратами, корсарами, флибустьерами, робингудами и феодальными порядками… Со временем приукрасят все настолько, что и самые грязные бандиты и насильники настоящего будут выглядеть как Робин Гуд, хотя на самом деле то был еще тот мерзавец!

Она буркнула:

– Это уже и сейчас приукрашено. Каждый второй фильм о наемных киллерах, о грабителях банков и о преступниках, которые выходят из тюрьмы и снова берутся за старое.

– То ли еще будет, – сказал я, – когда истребим все это.

– Терроризм? Или вообще и бандитов?

– Их тоже стоит, – согласился я, – но я о самом явлении. И о возможности убивать и грабить… безнаказанно.