Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты

Глупцы! Кроме Людвига, никто не способен понять, почему ночные дежурства, назначенные с перепугу, нельзя много лет спустя отменить простым приказом. Это все равно, что отменить рассвет или закат… Они думают, что Стефан может себе позволить любую выходку, как всякий взбалмошный самодур с диктаторскими замашками. Нет, милые мои. Ошибаетесь. Только то, против чего вы не посмеете возразить, и с каждым годом таких возможностей становится все меньше и меньше, не потому, что он такое же ничтожество, как вы сами, а потому, что иначе придется убивать. Нет ничего опаснее, чем ломать привычные устои, но в эту ночь дежурства не будет — радуйтесь, любители выбивать подпорки из- под себя…

В капитанской каюте был порядок — на этот раз Стефан осмотрел ее гораздо тщательней обычного. Новое сигнальное приспособление действовало, контрольные волоски висели на местах. В каюту никто не наведывался — либо не решились, либо не смогли. Еще вчера это удовлетворило бы его вполне, но сегодня Стефан ощущал неясное беспокойство. «Так недолго стать параноиком, — подумал он с раздражением. — Или они умнее, чем я думаю? Вряд ли…»

Он отпер сейф и некоторое время колебался, разглядывая бутылку. Она была чуть початая, с восстановленной наклейкой поперек пробки, из прозрачного тонированного стекла, подчеркивающего благородный цвет напитка. Выдержанный отцовский коньяк, по счастливой случайности не обнаруженный пассажирами во время пьяного бунта, прозябал невостребованным. Выдать, что ли, по наперстку? Между прочим, чистейший яд: пятьдесят миллилитров — смертельная доза для какой-нибудь Юты… Поразмыслив, Стефан аккуратно запер дверцу. Обойдутся. Узнав о бутылке, они могут прийти к выводу о существовании тайника с продовольствием.

Он надел парадный капитанский китель, специально перешитый для него Зоей. Когда-то швее пришлось здорово потрудиться, зато результат того стоил. Нигде не морщило, не тянуло, не висело балахоном, и вид был внушительный. Оглядев себя в зеркало, Стефан удовлетворенно прищелкнул языком.

— Ладно, — сказал он вслух. — Пойдем раздавать пряники.

Еще издали он услышал шум — то ли в кают-компании веселились, не слишком-то устав после сокращенного рабочего дня, то ли Дэйв опять правил кому-то прикус. Стефан ускорил шаги. Взрыв хохота успокоил его: не дерутся. Празднуют. Грубые развлечения плебеев. Что у них там на этот раз — плевки на дальность? Чемпионат по доставанию носа кончиком языка? Вот и чудесно.

…Кто-то восторженно хлопал в ладоши, кто-то возмущенно пищал, что ему застят, и тянул шею, кто-то прыскал; улыбался Фукуда и хрюкал довольный Анджей-Пупырь, малыши, разыгравшись, путались под ногами, а на приготовленном, но еще не накрытом для праздничного ужина столе посреди кают-компании мелким чертиком вертелся Диего. Кулаки его были плотно сжаты, остановившийся безумный взгляд впивался в пространство так, словно хотел его высосать.

— Итак, — прошуршал он противным казенным голосом, вслед за чем последовал новый взрыв смеха, — кто из вас способен на элементарное: определить, в какой руке находится гайка? А? Я вас всех внимательно выслушаю, и каждый получит свое. Что еще за смех? Ты, Киро. В левой? Врешь — на торф. Завтра и навсегда. Маркус, ты! Ни в какой? Поговори еще у меня!.. — Гомункулус брызнул слюной и цапнул несуществующую кобуру, отчего смех зрителей перешел в тихий вой. — Кто сказал — в кармане? В чьем кармане? Кому держать шире? Цыц! Обладатель кармана пусть явится до отбоя для наложения взыскания. Завтра же зашить всем карманы и на торф! Апле-оп! — Диего на миг показал пустые ладони и, сорвав аплодисменты, вдруг извлек гайку из-за уха Людвига. — Та самая? То-то же, бездельники! Кррру-у-гом! К приему пищи — га-а-а-товсь!..

Маргарет — и та улыбалась. «А хорошо пародирует паяц, — подумал Стефан, кусая губы. — Вон, как ржут. Шута, пожалуй, придется простить — талантлив. Правда, пыжится слишком, переигрывает, да и голос подкачал — не капитанский совсем, ни за что не поверю, что у меня такой же…»

— Ой! — воскликнул кто-то.

Смех разом оборвался. Сначала одна, затем и все головы повернулись к двери. Диего бочком слез со стола. Слышно было, как стоящие сзади смущенно покашливают, шмыгают носом и переминаются с ноги на ногу.

— Что же вы? — сказал, входя, Стефан. — Продолжайте, пожалуйста. И я с вами повеселюсь. Не возражаете? А, Петра? Ты как, не против?

— Нет, — Петра несмело улыбнулась.

— Ну и отлично! Что у нас в программе — фокусы? Диего, покажи нам что-нибудь.

Наступило легкое замешательство — Анджей, пятясь назад, освобождал себе дорогу широкой спиной. Его с ожесточением выпихивали обратно. Диего озадаченно поковырял пальцем в носу.

— А что я? Я уже…

— Что — уже?

— Уже все показал.

— Да?

— Да.

В полной тишине явственно слышалось сопение Анджея.

— Петра! — сказал Стефан. — Я и мы все… мы поздравляем тебя с… с седьмым годом рождения. С днем рождения, я хотел сказать. Желаем тебе счастья.

— Спасибо…

Стефан поколебался.

— Можешь завтра не работать. Извини, мне больше нечего тебе подарить.

— Спасибо…

Затянувшаяся пауза вновь напомнила Стефану о его одиночестве.

— А что все такие кислые? Хороним кого-нибудь?

Молчание.

— Что же вы так, — укорил Стефан, подавляя в себе нарастающий гнев. — Весело же было… А хотите байку расскажу? Была такая сельскохозяйственная планета — Рапсодия. На ней выращивали рапс очень последовательные люди. Однажды толпа крестьян собралась вешать на дереве предполагаемого конокрада. Обвиняемый, естественно, все отрицал. Случайный свидетель кражи внезапно вспомнил, что у вора не было левой руки, тогда как у казнимого все конечности имелись. После того как все доводы обвиняемого и свидетеля были внимательно выслушаны, акт повешания все-таки состоялся.

— Почему? — одиноко поддержала Маргарет.

— Он был сначала повешен, затем снят, приведен в чувство и отпущен с извинениями на все четыре стороны. А дерево спилили, чтобы не напоминало об ошибке. Это я к тому, что сперва закончи одно дело, а потом уже переходи к следующему…

Ни улыбки.

Он ощущал их растерянность — и свою. И уйти ведь уже нельзя. Хорошо бы, конечно, перегнуть, переломить настроение… Жаль, не прикажешь. Веселиться не заставишь. Не надо было сюда приходить. Была у них отдушина, ну и пусть — не амбразура же, чтобы затыкать ее собой…

— Может, сыграем во что-нибудь? — предложил Стефан. — Ну же! Команда на команду! Перетянем канат, а? Уве, не в службу, а в дружбу — сбегай в кладовку, выбери шланг подлиннее.

Уве замялся.

— Я не хочу…

— Чего ты не хочешь?

— Шланг не хочу перетягивать.

— Так. А чего ты тогда хочешь?