Александр Громов - Менуэт святого Витта, Властелин пустоты

— Любопытно, — повторил он. — Нет, ты, Марго, в самом деле какая-то чересчур впечатлительная. Вводные интересные, а нам что за дело? Мы-то здесь.

Маргарет поежилась.

— Мы-то здесь, а они-то там. Есть одна теоретическая абстракция — двойникование, что ли, или как-то еще. Это все Пит девчонке голову морочит — он понял, а я ничегошеньки, да, по правде сказать, и не хочется.

— Сингулярная дупликация, — покивал Стефан. — Как же, слыхивал. Модная была тема — помнишь, как нас медицина мучила? Но ведь не подтвердилось, верно, Пит?

— Пока не подтвердилось, — сказал Питер.

— Ну вот, а ты боялась. Глупости это все, страшилки на ночь.

— …но и не опровергнуто.

— Да ну? — поразился Стефан и потянулся за клюквенной. — Я и не знал.

— Так знай.

— Мне на донышко, — предупредила Маргарет.

— А куда же еще? — удивился Питер. — Эй, мне тоже на донышко, не промахнись. И можно пополнее.

— Алкоголик!

Стефан разлил рубиновую жидкость, исходя из пожеланий.

— Ладно, давайте рассуждать логически. Допустим, дупликация не бред и реально имела место. Допустим, мы… то есть они… черт, запутался!., да, вот именно — они нашли подходящую планету. Шанс, конечно, один на миллион, это даже я понимаю. Но тоже допустим. Канал, естественно, схлопнулся… И что? Теоретически при большом везении они вполне могли основать новую колонию, о которой нам ничего не известно, так ведь?

— Не вижу, почему бы нам не выпить за ее процветание, — заметил Питер, борясь с икотой.

— За процветание! — Стефан поднял стаканчик, крякнул, выпил и снова крякнул.

— Как странно, — сказала Маргарет. Она нервно рассмеялась. — Мы здесь, и мы же — там… Знаете, мальчики, у меня до сих пор мурашки по коже.

— И у меня! — поддержал Стефан. — Знаешь какие мураши? Эцитоны! Вот такие и по всей спине. Так и шныряют.

— Это прыщи, — включился Питер. — Ты их йодом мажь.

— Да ну вас, обоих! Утешители, тоже мне!

Все трое молчали.

— Спать давайте, — сказал Стефан. — Завтра подниму рано, и на похмелье чур не ссылаться — не пожалею. К озеру пойдем. Я вас отвезу на один островок — век благодарить будете.

В наступившей тишине слышно было, как шелестит лес и как скребут по крыше ветви старой ели, дважды битой молнией, но непобедимо, вызывающе живой. Издалека донесся протяжный крик, полный отчаяния и мучительной боли, царапнул тишину, отразился слабым эхом и замер. Маргарет вздрогнула.

— Человек? — спросил Питер.

Маргарет покачала головой.

— Филин зайца поймал, — объяснил Стефан, готовя гостям постель. — Заяц перед смертью кричит совершенно по-человечески, а что толку кричать-то. Кому интересно, что он не согласен?

Он еще поворочался некоторое время, гоня прочь посторонние мысли и думая лишь о том, как это здорово, что Питер и Марго уедут только послезавтра и впереди еще целых два дня, которые надо использовать на всю катушку, а значит — он зевнул, — и впрямь встать пораньше… И с этой мыслью он уснул.

Но первой в доме проснулась Джеймайма. Она немного похныкала, не найдя любимой игрушки, спрятанной бабушкой, попробовала поискать там и сям и совсем расстроилась. Оставалось скучать. Тут ей на глаза попался связник — он у дяди Стефана, оказывается, был совершенно доисторической конструкции, управляемый еще голосом! — и Джеймайма, пискнув от восторга, быстро освоила новую игрушку. Больше всего ей понравилась программа новостей, потому что фигурку диктора можно было щелкать по носу, отчего та комично кривлялась, а голос, как ни старайся, не менялся вот ни на столечко.

«…пришлось прекратить в связи с опасностью дальнейшего пребывания человека на планете, — вещал эрзац-диктор искусственно взволнованным тоном и пытаясь увернуться от щелчков. — В последний день работы экспедиции на планете был обнаружен сильно поврежденный корабль звездного класса «Декарт» и девять детей в возрасте от десяти до тринадцати лет. Двое из них выразили желание вернуться на Землю и были приняты на борт «Свифта». Остальные держались отчужденно…»

По другому каналу шел мультик, и Джеймайма не стала дослушивать сообщение.

КОНЕЦ.

1995–1996 г.

Самым неожиданным было то, что прогнозы о полном вымирании человечества к 2100 (3000? 4000?) году н. э. ни на грош не оправдались.

Самым закономерным было то же самое.

И Солнце по-прежнему дарило свет и тепло, грело и, не задаваясь вопросом «зачем?», продолжало свой ленивый путь по Галактике через звездный клочок пространства, ответвившийся от спирального рукава Ориона-Лебедя.

И планеты — все, как одна, — по-прежнему слонялись от перигелиев к афелиям своих орбит, в положенное время подставляя солнечному ветру то или иное полушарие, меняли климат, теряли и наращивали полярные шапки, безумствовали землетрясениями и ураганами, варили в своих глубинах редкостные минералы, принимали переселенцев и, не задаваясь вопросом «за что?», безропотно отдавали им то, что имели.

Астероидов уже не было.

Люди рождались, старели, безропотно трудились, впадали в крайности, возносились над миром и выбирались из нищеты, крали чужое белье и устремлялись к звездам, лечились от насморка и воспитывали детей, становились тиранами и мучениками, создавали шедевры искусства, исполняли двумя пальцами «Собачий вальс», ссорились с соседями, погружались в религии и пытались позитивно воздействовать на наследственность.

Умирали — как всегда.

И так же, как прежде, человечество превосходило неживую природу многообразием явлений, и человек зачастую сам не подозревал, насколько он велик и настойчив, — равно как неведома ему была мера собственной беспомощности, беспринципности и глупости.

Земная цивилизация пережила химический, радиационный и генетический кризисы, одну глобальную войну, последствия парникового, тепличного и оранжерейного эффектов поочередно, двадцать три пандемии неизвестных болезней, два малых ледниковых периода и один не так чтобы малый.

Случалось, человечество вымирало на девять десятых и больше, затем возрождалось, меняясь с каждым новым возрождением и не подозревая об этом; приобретало новые способности, быстро множилось в числе, меняло привычки, правительства и режимы, слабо реагировало на приказы вождей вынуть из карманов кукиши для учета последних — и, поплевывая неизвестно по чьему адресу, работало, работало, работало… После чего до очередного вымирания оставалось не так уж далеко.