Алексей Евтушенко - Сдвиг

– Мы?

– Полковник, иди в ж…у.

– А можно лучше в соседнее место женского рода? Мне там как-то привычнее.

– Хорошо быть молодым, – вздохнул директор. – Так что мне сказать президенту? Он ждет меня с докладом через… – быстрый взгляд на часы, – сорок минут.

– Вы меня спрашиваете? – удивился Егор.

– А кого мне еще спросить? Ты у нас ведешь эту тему. С самого начала.

– Что ж, ладно… По моему мнению, надо отправлять серьезную экспедицию. И как можно скорее.

– Куда?

– На ту сторону.

– Понятно, что не на эту. Только не говори, что на Луну или Марс. Другую Луну и другой Марс.

– Нет, конечно, мы оба знаем, что это невозможно технически. Даже если бы очень захотелось. Я имею в виду город Эйнштейн.

– Эйнштейн? – генерал армии наморщил лоб, вспоминая.

«А ведь я дважды отсылал тебе подробные докладные записки, – подумал Егор. – Дважды! Эх, власть расейская высокая, пока петух жареный ж…у в кровь не исклюет…»

– Наукоград, – подсказал он. – На той стороне.

– Так. И что?

Егор понял, что директор его записок не читал. В лучшем случае бегло просматривал. Очень бегло. И то сказать, занятой человек. Какие докладные записки? Сплошной цейтнот, Родину спасать надо.

– Шадрин и Максимчук, – попытался он еще раз. – Якобы наши коллеги из этой самой параллельной реальности. Майор и капитан. Шадрину сейчас шестьдесят два года, Максимчуку – пятьдесят восемь. Они утверждают, что наблюдаемый нами феномен – дело рук одного гениального физика из их реальности. Исаака Френкеля. То есть не рук, конечно. Но по утверждению Шадрина и Максимчука, именно Френкель все придумал и рассчитал.

– Что – все?

«Чтоб тебя», – подумал Егор. А вслух вежливо произнес:

– Все. Путешествие в прошлое группы Шадрина и Максимчука, благодаря которому и возникла другая реальность, наша. В которой человечество выжило и пошло по несколько другому пути развития. Он же, якобы, предсказал возможность пересечения реальностей в будущем. Тогда, мол, и наступит всеобщий трындец. Зачатки которого мы, собственно, уже и наблюдаем.

– И этот Френкель сейчас на той стороне?

– Никто не знает. Есть крохотный шанс, что он выжил.

– В этом наукограде, как его?..

– Эйнштейне. Там, по словам Шадрина и Максимчука, была смонтирована Большая тахионная пушка. – Полковник поймал выразительный взгляд директора и быстро добавил: – Машина времени, по сути. Она представляет собой вертикальную шахту глубиной в три километра, вокруг которой наверчена куча всякого научного и технического оборудования. В том числе так называемый ПЛКОН – Подземный лабораторный комплекс особого назначения. Шадрин и Максимчук предполагают, что теоретически в этом комплексе кто-то мог дожить до сегодняшнего дня. Например, Френкель.

– Значит, если этого гениального еврея найти и привезти сюда… – на лице генерала армии просто-таки светился глубинный мыслительный процесс.

«А ведь он еще не из худших», – грустно подумал Егор.

– Так точно, товарищ генерал армии, – ответил он по-военному и протянул папку. – Здесь краткое изложение рассказа Шадрина и Максимчука, а также мои предложения по организации экспедиции. Можете изучить по дороге к президенту.

– Нет уж, – сказал генерал армии. – Вместе поедем, и сам все президенту доложишь. А я тебя поддержу.

Не ожидая ответа Егора, он снял трубку и коротко приказал:

– Машину к подъезду через две минуты.

После чего поднялся, подошел к окну и поманил к себе Егора. Тот встал, подошел.

– Видишь этот город? – спросил директор.

– А то, – подтвердил Егор. – Отступать некуда и все такое. Понимаю.

– И чего ваше поколение такое циничное? – вздохнул директор, повернулся и направился к выходу. Егор молча последовал за ним.

Когда несколько дней назад Иван Гордеевич сказал жене, что она уезжает, Лида вначале не поняла, что имеет в виду муж. А когда поняла, заняла несокрушимую позицию – или едем вместе, или вместе же остаемся. По-другому никак.

– Ты не понимаешь, – попытался вразумить супругу Иван Гордеевич. – Наступает самый натуральный апокалипсис, и в городе, особенно в таком, как Москва, точно не выжить.

– Тем более, – сказала Лида. – Подумай сам, что ты предлагаешь. Мне уехать и спастись, еще и за дочерью заскочить по дороге, а тебе остаться в Москве и умереть. За кого ты меня принимаешь?

– Я не могу уехать, – сказал Шадрин.

– Почему?

– Мое присутствие здесь может потребоваться.

– Кому?

«Партии и правительству», – чуть было не сорвалось с языка Шадрина. Однако не сорвалось.

– Нам всем. Человечеству.

– Ого! – воскликнула Лида. – А ну-ка дыхни.

Он дыхнул.

– Трезвый, – удивилась жена.

После чего достала из бара бутылку коньяка, два бокала, налила сама и решительно потребовала правды.

Это было нелегко. За годы жизни в измененной реальности Иван Гордеевич настолько свыкся с придуманной им же самим легендой, что язык буквально отказывался поворачиваться.

«Но ты же с Перепелицей смог все рассказать этому полковнику? – спросил он себя. – Так почему же родная и любимая жена должна быть в неведении?» «Потому что жена, – ответил он сам себе. – Жены не должны знать. Нас так учили». «Ну да, учили. И где теперь все эти учителя?»

Покончив с этим коротким внутренним диалогом, Шадрин выпил залпом и выложил жене все. Про Реальность-1, Леню Максимчука, про то, кто они такие на самом деле, про вирус и о том, что происходит теперь.

– Понимаю, звучит мой рассказ так, что хоть санитаров из психиатрической вызывай, но все это правда, – закончил он и снова налил себе и жене. – Можешь теперь со мной развестись.

– Дурак, – сказала она, выпила, встала, обогнула стол и уселась к нему на колени. – Неужели ты думаешь, что за годы жизни с тобой я не научилась различать, когда ты говоришь правду, а когда врешь?

И, не дожидаясь ответа, поцеловала. Так, как не целовала давно.

Потом они лежали в постели и молчали. Шадрин вспоминал, когда последний раз занимался сексом с женой. Выходило, около двух месяцев назад.

– Вместе поедем, – сказала Лида. – Прямо сегодня. В дедов дом. И Ольку по дороге заберем.

– А как же…

– Вы у них были? Были. Все рассказали? Все. Они вам поверили? Нет.

– Еще неизвестно. Мне показалось, что этот полковник, Егор Белов, поверил.

– Но ничего не сделал. А если и попытался, то уперся в начальство. Какая разница, если результата нет?

Шадрин молчал. Он понимал, что жена права, но идиотское чувство долга, которое так долго и упорно вбивала в него советская власть, коммунистическая партия и Контора, до сих пор сидело где-то в глубинах его существа и полностью уходить никак не желало.

И тут жена в очередной раз доказала, что она воистину мудрая женщина.