Ольга Рэйн - Мы здесь есть

– Ты тоскуешь по своей женщине? – спросил Ваал. Он удивительно быстро научился разбираться в Глебовой мимике и понимать его настроения. – Здесь есть с кем спариться, если хочешь. Твое тело совместится (подойдет, будет непротиворечиво).

Глеб мучительно покраснел, вежливо отказался и вдруг понял, что не видел среди сотен мартынов ни одной женщины. Осторожно спросил об этом Ваала.

– Как – где женщины? – удивился тот. – Они – везде, они – каарху . Усо – женщина.

Глеб подавился крупной ягодой Пищи, которую по-гурмански катал во рту. Он попал в лексическую ловушку – в языке мартынов не было категории рода и мнем переводил на русский в мужском.

– Нас мало, – сказал Ваал грустно. – Когда ушла суша, два каарху из трех умерли, – он поднял вверх три когтя и отвел два в сторону. – Пять детей из шести умерли, – он поднял вторую лапу, отставив вверх один-единственный коготь. – Острова уходят в воду, медленно, но постоянно. Женщины не хотят рожать. Они боятся опять видеть, как тонут дети. У Усо было четверо…

– Отчего ушла суша? – спросил Глеб пересохшим ртом.

– Вееси, – плюнул словом Ваал. – Они погубили мир…

Много лет назад вееси нашли под водой древние коридоры из желтого прозрачного камня. Под морское дно уходили они, под берега, под горы, червоточинами в коже мира. Неизвестно, кто и когда их сделал. Тоннели были частично затоплены, но имели множество полостей с воздухом, вееси могли в них продвигаться и дышать, начали исследования. Они нашли странные агрегаты, стали их активировать и пробовать. Однажды случился взрыв необыкновенной силы, вся планета дрогнула, огромная волна прошла по океану, смывая жизнь с островов – которые были тогда в десятки раз больше, многие соединялись друг с другом мостами или переправами. Потом стало жарко, жарче с каждым днем, невыносимо. И вода начала подниматься – захватывая и убивая оставшиеся поселения.

– Теперь поднимается на пару когтей в год, – сказал Ваал. – У каарху еще много лет жизни. Но когда-нибудь последний из нас умрет голодным, стоя на одной ноге на последнем клочке суши – вершине самой высокой из гор. Или утонет. Так или иначе – его умрут вееси . Как умирают нас сейчас, если мы пытаемся добраться до других островов и узнать, живы ли там каарху . Или плаваем за морской Пищей… Вееси умирают нас металлом, лучами смерть-машин, искрами, водой…

«Машины Странников! – подумал Глеб. – Планетарная катастрофа!»

– Не обязательно плыть, – сказал он и стал возбужденно ходить по комнате. – Можно на глайдере слетать. Он поднимет… – Глеб, прищурившись, прикинул вес Ваала, – меня и пятерых каарху . Можно слетать на любой остров, проведать, как там у них дела. Или я могу оттуда ребят привезти…

Ваал смотрел на него и молчал.

– Ужас какой, – говорил Глеб, – все страдают и «умирают» друг друга вместо того, чтобы договариваться и планету чинить. Ну с этим-то мы вам поможем. На Землю вернемся, соберем специалистов по климату, по планетарным изменениям… У нас даже на Венере теперь красота и комфорт!.. Вам надо полярные шапки снова заморозить, вернуть смену времен года… Наверняка восстановить можно… Я бы слетал и позвал людей. Но без Марты никуда. Хотя если мы тут еще дней двадцать пробудем, кто-нибудь за нами должен прилететь… Ваал, отпусти меня, друг? Мне нужно найти мою Марту. Потом мы вам поможем, обещаю!

– Иди за мной, – наконец сказал Ваал, поднимаясь и тяжело ступая к выходу из комнаты. Они пошли по коридорам не вниз, как надеялся Глеб (к выходу, к словам «иди, друг, найди свою любимую, а потом вернись в сиянии мощи и разума своей цивилизации»), а вверх, где он еще не бывал.

– Куда мы идем?

– В ритуальный зал (научную комнату, жестокое помещение), – ответил мартын.

Они вошли в высокий зал. Потолок его был обшит большими синими листьями, они неярко, ровно светились. Одной стены не было, как во многих помещениях в горе, свод потолка нависал над обрывом, как огромный клюв. За невысоким каменным барьером уходила отвесно вниз пустота, десятки метров пустоты – и плескалась голубая вода океана.

По залу стояли большие каменные лохани, Глеб шагнул ближе, посмотрел – и вскрикнул в ужасе.

– Это женщины морского народа, – медленно сказал Ваал. – Те, кого нам удалось поймать.

– Вы что… охотитесь на них? Только на женщин?

– Мы ловим любых вееси . Они не говорят нам своих тайн, хотя мы спрашиваем умело и без устали. Мужчины умирают быстро. Женщины – медленно, они полезнее, мы спариваемся с ними, это очень приятно. Ты тоже можешь попробовать… И спрашивать их, где может быть твоя женщина Маара…

В четырех каменных ваннах в воде лежали женщины. У них была голубая кожа, толстые, почти человеческие тела без талии, с небольшими округлыми грудями, и плоские лица без носов, но с крупными губами. Лица выступали из воды, женщины дышали открытыми ртами – кроме последней, самой маленькой, по человеческим меркам – подростка. Глеб, содрогнувшись, дотронулся до ее плеча и понял, что девочка мертва. Из ее висков торчали небольшие стержни из гладкого черного камня – как рожки, как кристаллы мнема – кожа вокруг них была вздутой и воспаленной.

– Так мы останавливаем их крики, – объяснил Ваал, внимательно наблюдавший за Глебом. – Вееси умеют говорить в твоем разуме. И кричать так, что ты готов разорвать собственную голову на куски, чтобы стало тихо…

Он подал знак мартыну, стоявшему у дверей, тот подошел вразвалку, поднял из лохани тело девочки – с него лилась вода – донес его до барьера над пустотой и небрежно сбросил вниз. Потом вернулся, потянул рычаг – вода, булькая, ушла. Глеб стоял растерянный, слушал, как колотится его сердце. Одна из русалок (как же их еще называть?) чуть приподняла голову из воды и смотрела, как мертвая отправляется в море. Потом перевела взгляд на Глеба. Глаза у нее были ярко-зеленые с серебром, почти круглые, без белков, с черной дырой зрачка. В висках торчали камни. Она посмотрела Глебу в самую душу, а потом закрыла невозможные свои глаза и ушла под воду.

– Мы зовем ее Третья, – сказал Ваал. – Она пережила уже пятерых, которых мы поймали после нее, очень живучая. Никогда не сказала ни слова. Я спаривался с нею много раз, приятность велика…

Глеб подумал, что если Ваал сейчас опять ему что-нибудь предложит, то он его просто ударит – наотмашь, как получится, много раз, пока не избавится от гнева и бессилия, рвущих грудь. Потом сиганет с обрыва – очень высоко, конечно, можно разбиться, вода при таком ускорении лишь чуть мягче камня… Так, стоп, а девчонок этих русалочьих, что же, здесь оставить придется?

Ваал сбросил кристаллы мнема с головы и ушел. Глеб тоже не смог больше находиться в жестоком помещении. Ушел бродить по коридорам, вышел на склон, где росла Пища. Тоскливо смотрел вниз – на дом и глайдер, которые, как и он сам, казались на этой планете осколками чужого, более простого и чистого мира.