Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

Уэйнесс нередко замечала в старых зданиях нечто превосходящее характер и почти напоминающее сознательную индивидуальность. Она задумывалась над этой особенностью древних жилищ. Можно ли считать реальностью свойство, не поддающееся измерению? Способно ли сооружение проникаться, на протяжении веков, какой-то жизненной силой — может быть, завещанной его обитателями? Или это чисто воображаемое ощущение, проекция представлений наблюдателя?

Темный Пород, купавшийся в лучах утреннего Солнца, казался образцом такого средоточия сознательной жизненной силы — задумчивая и величественная цитадель, оживленная чем-то вроде безмятежного безразличия, как давно уставший, забытый друзьями человек, слишком гордый для того, чтобы жаловаться на судьбу.

Архитектура замка, насколько могла судить Уэйнесс, не подчинялась строгим канонам, но и не нарушала их намеренно — скорее, здесь эстетические нормы игнорировались с невинностью дикой природы. Преувеличенные массы уравновешивались дразнящей удлиненностью форм; приглядевшись, всюду можно было заметить не бросающиеся в глаза неожиданные детали. Башни, северная и южная, были слишком приземистыми и грузными, а их крыши — слишком высокими и крутыми. Крыша основного строения состояла из трех коньков, причем на треугольном фронтоне каждого был устроен балкон. Сад Темного Порода не производил большого впечатления, но от края террасы, служившей фундаментом замка, до далекой шеренги стоящих навытяжку кипарисов расстилался огромный газон — по сути дела поле аккуратно подстриженной травы. В целом возникало впечатление, что человек с романтическими склонностями сделал набросок на обрывке бумаги и приказал возвести цитадель именно тех пропорций, какие получились на рисунке — или же архитектор вдохновлялся иллюстрацией из детской книжки о рыцарях и феях.

Уэйнесс потянула на себя цепь дверного колокола. Через некоторое время дверь открылась, и наружу выглянула полная молодая горничная, немногим старше посетительницы. На ней было черное форменное платье, а ее русые волосы стягивал кружевной чепец. Уэйнесс показалось, что горничная чем-то обижена или раздражена, хотя ее вопрос — «Что вам угодно?» — прозвучал достаточно вежливо.

«Меня зовут Уэйнесс Тамм, мне назначена аудиенция у графини Оттилии — на одиннадцать часов».

Голубые глаза горничной удивленно раскрылись: «Неужели? У нас в последнее время почти не бывает посетителей. Графиня считает, что все на свете сговорились ее обжулить и обокрасть — продать ей фальшивые драгоценности, стащить ее безделушки или что-нибудь в этом роде. В принципе, конечно, она права. Так мне кажется, по крайней мере».

Уэйнесс рассмеялась: «Я ничего не продаю и боюсь воровать, потому что я страшная трусиха».

Горничная слегка улыбнулась: «Ладно, я вас отведу к старой ведьме, только вам от этого не будет никакой пользы. Ведите себя церемонно и не забудьте похваливать собачек. Как вас зовут, я запамятовала?»

«Уэйнесс Тамм».

«Следуйте за мной. Графиня пьет утренний чай на лужайке».

Уэйнесс последовала за горничной вдоль стены замка по террасе, кончавшейся ступенями, спускавшимися на газон. Метрах в пятидесяти, одинокая как остров в зеленом океане, за белым столиком в тени зеленого с синими кольцами зонта сидела графиня. Ее окружала шайка маленьких толстых собачек, растянувшихся в позах заядлых бездельников, утомленных бездельем.

Графиня Оттилия как таковая, высокая и худая, как палка, отличалась продолговатой костлявой физиономией, впалыми морщинистыми щеками, длинным горбатым носом с широкими ноздрями и выдающимся подбородком. Ее крашеные белые волосы, разделенные пробором посередине, были связаны большим узлом на затылке. На графине были длинное, до лодыжек, синее платье из какой-то тончайшей материи и розовая кофта.

Заметив Уэйнесс и горничную, графиня закричала: «Софи! Сейчас же ко мне!»

Софи не ответила. Графиня молча наблюдала за их приближением.

«Это госпожа Уэйнесс Тамм, ваша светлость, — неприязненно произнесла Софи. — Она говорит, что вы ей назначили прием».

Графиня игнорировала посетительницу: «Где ты пропадала? Сколько раз я тебя звала!»

«Я открывала дверь».

«Да уж, конечно! У тебя целый час ушел на то, чтобы открыть дверь? Где Ленк? Он должен заниматься такими вещами».

«Господин Ленк накладывает мазь на спину госпожи Ленк — у нее сегодня снова спина болит».

«Очковтирательство! Госпожа Ленк всегда умудряется заболеть в самое неподходящее время! А тем временем мне никто не прислуживает, как будто я птичка на заборе или картина на стене!»

«Прошу прощения, ваша светлость».

«Чай едва теплый и недостаточно заварился! Что ты на это скажешь?»

Угрюмое круглое лицо Софи стало еще более строптивым: «Я не завариваю чай, я только его приношу!»

«Унеси этот чайник и сию минуту принеси свежезаваренный чай!»

«Сию минуту не получится, — мрачно отозвалась Софи. — Придется вам подождать, как всем другим, пока он заваривается».

Лицо графини Оттилии покрылось бледными пятнами, она сжала трость трясущейся рукой и несколько раз ткнула ею в газон. Софи взяла поднос с чашкой и чайником. По ходу дела она наступила на хвост одной из собачек, издавшей пронзительный вопль. Софи тоже вскрикнула, отпрянула и уронила поднос; чайник и чашка упали на траву. Несколько капель попали на руку графине, и та хрипло выругалась: «Ты меня ошпарила!» Старуха попыталась огреть горничную тростью по спине, но Софи отскочила, ловко вильнув задом, и трость просвистела по воздуху. «Вы только что говорили, что чай холодный!» — язвительно заметила Софи. Размахивая тростью, графиня растянула себе кисть, что разозлило ее пуще прежнего: «Паршивка, нарочно наступила на бедного Микки, а теперь паинькой прикидываешься? Мерзавка! Иди сюда, говорю!»

«Чтоб вы меня отдубасили? Ни за что!»

Графиня с трудом поднялась на ноги и снова замахнулась, но Софи, резво отскочив на безопасное расстояние, высунула язык: «Ничего ты со мной не сделаешь, старая безмозглая ворона!»

Оттилия де Фламанж тяжело дышала: «Ты уволена! Пошла вон — немедленно!»

Софи гордо отошла на пару шагов, повернулась и задрала юбки, демонстрируя графине обширные ягодицы, после чего торжествующе удалилась.

Уэйнесс стояла в стороне — шокированная, встревоженная, готовая расхохотаться. Теперь она осторожно приблизилась, подняла поднос, чайник и чашку и поставила их на стол. Графиня уставилась на нее: «Еще тебя здесь не хватало! Ступай восвояси!»

«Как вам будет угодно — но вы согласились меня принять, и я пришла в назначенное время».

«Хмф! — графиня снова устроилась в кресле. — И ты, конечно, чего-то от меня хочешь, как все они!»