Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

Ксантиф мгновенно оказался рядом и уже вытирал ей слезы тонким шелковым платком, благоухавшим лавандой: «Простите меня — как правило, я не веду себя настолько бестактно. Совершенно очевидно, что вам пришлось преодолеть много трудностей».

«Боюсь, что за мной следят... очень опасные люди. Я старалась сделать все возможное, чтобы они за мной не увязались, но не уверена, что мне это удалось».

«Что навело вас на мысль о слежке?»

«Как раз в тот момент, когда вы открыли дверь, мимо прошел человек в куртке с капюшоном. Вы, наверное, его заметили».

«Заметил. Он проходит мимо, примерно в это время, каждую ночь».

«Так вы его знаете?»

«Я с ним не знаком, но я его вижу уже несколько лет — на каковом основании можно с уверенностью сделать вывод, что он за вами не следил».

«И все же я чувствую, что за мной следят — у меня мурашки бегут по коже».

«Все может быть, — не возражал барон. — В свое время мне привелось слышать много странных историй. Тем не менее...» Он помолчал и пожал плечами: «Если за вами увязались любители, вы, скорее всего, уже от них избавились. Если за вами следят профессионалы, вполне возможно, что вам не удалось их перехитрить. Настоящие специалисты могут сделать так, чтобы ваша кожа излучала кодированный сигнал с определенной длиной волны. Вас могли окружить облачком летучих микроскопических датчиков — каждый меньше мельчайшей капли воды. В таком случае с вашей стороны совершенно бесполезно запутывать следы: такие датчики незаметно осаждаются на одежду».

«Значит, нас и сейчас могут подслушивать!»

«Не думаю. Моя профессия такова, что приходится иметь дело с самыми разными людьми, и за многие годы я приобрел определенные привычки. В частности, я установил приборы, которые сразу же предупредили бы меня о попытке посторонних лиц узнать, о чем говорится у меня в приемной. Скорее всего, вы страдаете от нервного перенапряжения, и у вас разыгралось воображение».

«Надеюсь».

«А теперь вернемся к тому, каким образом в мои руки попали бумаги Общества натуралистов. Это тоже странная история. Вы, наверное, заметили лавку по соседству?»

«Я говорила с Альвиной — она объяснила мне ваше расписание».

«Двадцать лет тому назад к ней обратился человек по имени Адриан Монкурио, желавший продать комплект из четырнадцати танглетов. Альвина пригласила экспертов, и те подтвердили, что танглеты Монкурио — не только подлинники, но и представляли собой необычайную редкость. Альвина была рада возможности найти покупателей за определенное вознаграждение. Монкурио — насколько я понимаю, субъект, движимый неутолимой страстью к приключениям — отправился добывать следующую партию товара. Через некоторое время он привез еще двадцать танглетов. Эти изделия, однако, эксперты объявили фальшивыми. Монкурио схватил свои подделки и скрылся из Триеста прежде, чем руководство Танглет-клуба успело что-либо предпринять. С тех пор Монкурио не видели».

«Но как же быть с документами Общества?»

Ксантиф сделал успокоительный жест: «Когда Монкурио впервые встретился с Альвиной, он предложил ей также материалы Общества натуралистов. Она направила его ко мне. Меня интересовали только вещи, полезные для графа Рауля, но Монкурио наотрез отказывался продавать бумаги по отдельности, он хотел сбыть всю партию сразу. Так что я приобрел все эти документы, заплатив чисто номинальную сумму, и передал их графу за те же деньги».

«И среди них не было ничего относящегося к Кадуолу? Хартии Заповедника, например? Никакого договора или другого документа, подтверждающего передачу прав собственности?»

«Ничего подобного среди них не было».

Уэйнесс откинулась на спинку стула. Помолчав, она спросила: «А Монкурио не упоминал о происхождении документов? Где он их нашел? Кто их ему продал?»

Ксантиф покачал головой: «Не припомню ничего определенного».

«Интересно было бы узнать, где он сейчас».

«Кто? Монкурио? Если он на Земле, ему приходится держаться тише воды, ниже травы».

«Альвина посылала ему деньги за первые четырнадцать танглетов — может быть, она знает, по какому адресу с ним можно связаться?»

«Гм. Если это так, она должна была поставить в известность Танглет-клуб. Хотя, возможно, Монкурио заранее с ней условился, что она не будет разглашать его местонахождение, — барон задумался. — Что ж, если хотите, я могу с ней поговорить. Она может доверить мне сведения, которые вам из нее не выудить».

«Пожалуйста, пожалуйста! — Уэйнесс вскочила на ноги и торопливо объяснила. — Не могу сразу все сказать, но главное очень просто. Если я не найду то, что ищу, в Заповедник хлынет орда дикарей, а Кадуол станет собственностью шайки бессовестных мошенников».

«Ага! — поднял палец Ксантиф. — Теперь я начинаю понимать. Сию минуту зайду к Альвине — она тоже полуночница». Барон взял платок в черную и зеленую клетку и повязал его на голову Уэйнесс: «Где вы остановились?»

«В отеле «Сиренуза»».

«Спокойной ночи! Если я узнаю что-нибудь полезное, сразу же дам вам знать».

«Не знаю, как вас благодарить».

Ксантиф открыл дверь, и Уэйнесс вышла на улицу. Посмотрев направо и налево, барон сказал: «Все тихо. В это время на улицах, как правило, безопасно — все уважающие себя бандиты храпят в постелях».

Уэйнесс торопливо прошла по улице Мальтуса и обернулась на углу. Ксантиф еще стоял и смотрел ей вслед. Уэйнесс подняла руку на прощание и свернула на бульвар Десяти Пантологов.

Казалось, что ночь стала еще темнее. На мосту Орсини больше не было женщины в черном, напевавшей тихую песню. Холодный сырой ветерок продувал улицы Старого Триеста.

Уэйнесс шла по бульвару; в глухой тишине отчетливый стук ее каблуков разносился удивительно далеко, возвращаясь гулкими отзвуками. Из-за пары чугунных ставень послышалось бормотание низких голосов на фоне каких-то рыданий и всхлипываний. Уэйнесс на мгновение задержалась, но поспешила дальше. Она приближалась к месту, где между домами темнел проем узкого переулка, ведущего к пристани. Когда она проходила мимо, из теней выступил высокий мужчина в темной одежде и мягкой черной шляпе. Он схватил Уэйнесс за плечи и заставил ее повернуть в переулок. Уэйнесс открыла рот, чтобы закричать, но похититель плотно закрыл ладонью всю нижнюю половину ее лица и наполовину повел, наполовину поволок ее, спотыкающуюся, вниз по переулку — у нее подкосились ноги. Уэйнесс начала отбиваться и кусаться; похититель равнодушно произнес: «Перестань, а то шею сверну».

Уэйнесс обмякла, делая вид, что теряет сознание, после чего сделала отчаянное усилие и вырвалась. Бежать можно было только вперед, к пристани, и она припустила со всех ног. Слева она заметила чуть приоткрытую створку деревянных ворот какого-то двора или портового склада. Толкнув створку, она заскочила внутрь, нащупала засов и задвинула его как раз в тот момент, когда преследователь с размаху налег на ворота плечом. Дощатые ворота вогнулись и затрещали. Похититель снова ударил в ворота плечом — доски начинали ломаться и расходиться. Рядом, у стены, стоял какой-то пыльный стол с горшками и тиглями; среди них Уэйнесс нашла пустую бутылку из-под шампанского и схватила ее за горлышко. Трухлявые доски разлетелись на куски, и мужчина в черном прорвался через ворота. Уэйнесс изо всех сил огрела его по голове бутылкой — он пробежал еще пару шагов по инерции и упал. Уэйнесс опрокинула на него стол со всеми горшками, выскочила в переулок и припустила вверх по мостовой. Добежав до бульвара, она обернулась; за ней больше никто не гнался.