Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

Отвернувшись от Клайти Вержанс, лишившейся дара речи, Эгон Тамм прошел к трибуне и поднялся на нее. В зале стало тихо.

«Буду настолько краток, насколько возможно, — начал Эгон Тамм, — хотя вам предстоит услышать, пожалуй, самые важные новости, когда-либо оглашенные в этом зале. Суть состоит в следующем: отныне управление Заповедником Кадуола осуществляется в соответствии с новой Хартией. Новая Хартия напоминает прежнюю, но содержит гораздо менее расплывчатые, конкретные формулировки. Копии нового документа уже разложены на столе в вестибюле.

Как и почему это случилось? Предыстория нашей реформы очень сложна, и в данный момент я излагать ее не стану.

Новая Хартия предписывает ряд изменений. Площадь анклава станции Араминта увеличена примерно до тысячи трехсот квадратных километров. Численность постоянного населения также несколько увеличится, но постоянными жителями все еще могут быть только служащие управления нового Заповедника, заменившего древнее Общество натуралистов в качестве правомочного владельца планеты. Административный аппарат будет расширен и реорганизован, но шесть отделов продолжат, по существу, выполнение прежних функций.

Лица, населяющие в настоящее время станцию Араминта и Строму, имеют право войти в число служащих нового Заповедника, но с тем условием, что они возьмут на себя определенные обязательства. Во-первых, они должны соблюдать положения новой Хартии. Во-вторых, они должны переехать на территорию станции Араминта. Сперва это приведет к некоторому замешательству, но каждой семье гарантируются и в конечном счете будут отведены земельный участок и собственное место жительства. Хартия гласит, что на Кадуоле не будет никакого постоянного человеческого поселения, кроме станции Араминта. Несмотря на первоначальные неудобства, связанные с переездом, Строму придется покинуть».

Консерватор согласился ответить на несколько вопросов. Розоволицый молодой человек, раньше пристававший к консерватору с вопросами в таверне, страстно воскликнул: «А что будет с йипами? Надо полагать, вы их сбросите в море, чтобы покончить с их жалким существованием?»

«Существование йипов достойно жалости, согласен! — сказал Эгон Тамм. — Мы поможем им, но при этом не будем приносить в жертву Заповедник».

«Вы выселите их из родного города и отправите их неизвестно куда, набив ими трюмы, как скотом?»

«Мы перевезем их в новое место жительства со всеми возможными удобствами».

«Еще вопрос! Предположим, кое-кто из нас предпочтет остаться в Строме. Оставшихся будут выселять насильно?»

«Скорее всего, нет, — ответил консерватор. — Этот вопрос мы еще не рассматривали. Было бы лучше всего, если бы все жители Стромы эвакуировались в течение года, но я допускаю, что какая-то часть населения может просто-напросто вымереть мало-помалу, если выберет столь незавидную судьбу».

В гостиной старого дома Уэйнесс и ее шесть приятелей слушали выступление консерватора. Когда он закончил, экран погас, и в комнате воцарилась тяжелая тишина.

В конце концов Айвар произнес: «Не знаю, что и думать — я в полном замешательстве». Он поднялся на ноги: «Мне пора домой».

Вскоре все присутствующие последовали его примеру. Уэйнесс осталась в одиночестве. Некоторое время она стояла, глядя в пылающий камин, после чего вышла из дома и побежала к зданию городского совета. Там она нашла Глоуэна, вынужденного выдерживать град возбужденных упреков со стороны престарелой госпожи Кабб, не желавшей покидать привычный старый дом с темно-синим фасадом, где она провела всю свою жизнь. Отвечая, Глоуэн пытался выразить сочувствие и обнадежить собеседницу, в то же время объясняя, почему столь решительное изменение привычного уклада жизни оказалось необходимым. Было очевидно, однако, что госпожу Кабб нисколько не волновали аспекты исторической необходимости; закончить свои дни в мире и спокойствии — все, чего она хотела: «А теперь меня волей-неволей выгонят в шею из моего собственного дома и увезут черт его знает куда, как мешок с картошкой, а все мои вещи и сувениры сбросят во фьорд!»

«Уверяю вас, все будет по-другому! — возражал Глоуэн. — В новом доме вам наверняка понравится больше, чем в старом».

Госпожа Кабб вздохнула: «Может быть. По правде говоря, в Строме стало мрачновато в последнее время, да и от ветра не спрячешься — сплошные сквозняки». Она отвернулась и присоединилась к нескольким старым приятельницам.

«Конечно, она не хочет переезжать! — сказал Глоуэн. — Почему бы она стала мне верить?»

«Я тебе верю, — заявила Уэйнесс. — А если другие представительницы женского пола относятся к тебе скептически, меня это вполне устраивает. Ты хочешь здесь оставаться? Если нет, могу предложить тебе рюмку хереса с ореховым печеньем и показать, где я провела свое детство».

«Я думал, ты собиралась веселиться с друзьями».

«Все они разбежались и оставили меня наедине с камином. По-моему, новости их очень огорчили».

Глоуэн колебался лишь пару секунд: «Госпожа Вержанс набросилась на Бодвина Вука, и дело кончится забавной перепалкой — но я уже все это слышал. Надо предупредить отца, чтобы он знал, где меня найти».

Когда Глоуэн и Уэйнесс покинули здание городского совета, Сирена уже опустилась за край южного утеса — в сумерках суровые просторы побережья стали мягче и спокойнее. «Волшебный вид!» — подумал Глоуэн.

Они поднялись по крутой узкой каменной лестнице на следующий ярус. «Я бегала по этим ступенькам, наверное, тысячу раз, а то и больше! — сказала Уэйнесс. — Отсюда уже видно наш старый дом — смотри! С темно-зеленым фасадом и белыми наличниками окон. Это самый престижный район Стромы; да будет тебе известно, что я происхожу из весьма родовитой семьи».

«Невероятно!» — провозгласил Глоуэн.

«Почему же?»

«На станции Араминта к происхождению относятся очень серьезно, и нам, Клаттокам, приходится постоянно пресекать беспочвенные поползновения всяких Оффо и Вуков — но я почему-то думал, что в Строме слишком холодно и голодно, чтобы беспокоиться по поводу статуса».

«Ха-ха! Разве ты не помнишь, что сказал барон Бодиссей? «Для создания кастовой общественной структуры необходимы как минимум два индивидуума, но двух уже более чем достаточно»».

Молодые люди продолжали путь по узкой дороге, нависшей над обрывом. Через некоторое время Глоуэн сказал: «Может быть, мне следовало упомянуть об этом раньше, но, по-моему, за нами кто-то увязался. В сумерках, однако, трудно определить его социальный статус».

Уэйнесс подошла к перилам ограждения и притворилась, что любуется видом на фьорд; краем глаза она следила за пройденной частью дороги второго яруса: «Никого не вижу».