Джек Вэнс - Хроники Кадуола. (Станция Араминта. Эксе и древняя Земля. Трой.)

«Сделаю все, что могу».

«Ничего другого я не ожидал. Само собой, об этом задании никто ничего не должен знать — кроме твоего отца».

«Понятно».

Семестр продолжался. Арлес, угрюмый и молчаливый, присутствовал на занятиях и снова сумел предотвратить почти неизбежное исключение из лицея.

Уэйнесс и Майло занимались своими делами, не замечая Арлеса. Некоторое время за спиной Уэйнесс шептались, провожая ее любопытствующими взглядами — этому немало способствовали вдохновенные враки Арлеса, объяснявшего происхождение черного фонаря под глазом. Но карточный домик сплетен рухнул ввиду отсутствия правдоподобных оснований.

По отношению к Глоуэну Уэйнесс продолжала применять несколько уклончивую тактику. Сколько он ни пытался, он не мог объяснить себе ее отстраненность. Однажды, когда Майло не пришел на занятия, Глоуэн провожал ее домой после школы. Некоторое время ей удавалось держать его на расстоянии вытянутой руки легкомысленными замечаниями и разговорами о домашнем задании, но в конце концов Глоуэн потерял терпение. Взяв ее за руку, он на ходу ловко повернул ее к себе лицом. Едва сдерживая смех, Уэйнесс воскликнула: «Глоуэн, что ты делаешь! Мне пришлось переплести ноги и подпрыгнуть, как в балете, чтобы не кувыркнуться! Ты хочешь, чтобы я нос расквасила?»

«Мне кажется, я знаю, почему ты так странно себя ведешь».

Уэйнесс напустила на себя беззаботность: «Пожалуйста, Глоуэн, не надо на меня злиться. В последнее время мне трудно оставаться самой собой».

«Неужели? По тебе не скажешь! На первый взгляд, ты остаешься самой собой без малейшего усилия».

Уэйнесс улыбнулась: «Мне в этом помогают. Мама готовит меня к жизни, полной достоинства и благопристойности. А ты хочешь, чтобы я, подобно легендарным прародителям Клаттоков, была готова ко всему, с равнодушной отвагой презирая позорные сплетни и всеобщее порицание!»

«Да, хочу! Такое отношение к жизни придает чудесное ощущение внутренней свободы».

«Но есть еще одна личность, оказывающая на меня еще большее влияние. Эта личность побуждает меня двигаться в ином направлении, и я не могу пренебрегать ее рекомендациями».

«Даже так? И кто эта премудрая личность?»

«Мой внутренний голос».

Переварив неожиданное заявление, Глоуэн спросил: «И что же тебе советует внутренний голос?»

Уэйнесс отвернулась. Некоторое время они молча шагали на юг по Пляжной дороге.

«Дело касается одной вещи, о которой я никогда не упоминала. Да и сейчас не хотела бы об этом говорить».

«Почему нет? Это какой-то секрет?»

«Когда мы с Майло в последний раз были на Земле, я кое-что узнала, и теперь мне не дает покоя желание узнать все до конца. Как только мы закончим школу, я собираюсь вернуться на Землю. Вместе с Майло, если он не против».

Свет Сирены внезапно показался Глоуэну не столь ярким и не столь радостным: «И ты никогда не посвятишь меня в эту тайну?»

«Об этом я еще не думала».

«Но этой тайны достаточно, чтобы прекратить со мной всякие отношения?»

Уэйнесс весело рассмеялась: «В твоих выводах нет никакой логики! Я ничего такого не говорила! В любом случае, причина не в этом. По сути дела, нет никакой причины, кроме того, что я себя знаю — и поэтому боюсь».

«Боишься — чего?»

«В Строме любовные связи носят очень целомудренный характер, — уклонилась от прямого ответа Уэйнесс. — Просто посидеть с кем-нибудь в углу, пить чай и закусывать печеньем считается рискованной затеей».

Глоуэн уныло хмыкнул: «Мы еще даже не на этой стадии».

«Не надо спешить. Ухаживание должно тянуться бесконечно и становится весьма обременительным — особенно если мама все время подсматривает и подслушивает».

«Что происходит на следующей стадии?»

«Именно следующей стадии я и опасаюсь. Не хочу начинать ничего, что меня отвлечет... от более важных вещей».

«Ты имеешь в виду поездку на Землю?»

Уэйнесс кивнула: «Наверное, мне не нужно было заводить об этом разговор, но рано или поздно мне пришлось бы тебе сказать, потому что молчать было бы несправедливо. У тебя должна быть возможность махнуть на меня рукой и больше обо мне не думать, если тебе так хочется».

«И поэтому ты меня избегаешь?»

Уэйнесс снова ответила уклончиво: «Я решила больше от тебя не прятаться».

«Рад слышать!»

Они подошли к дорожке, ведущей через рощу к Прибрежной усадьбе. Уэйнесс вела себя неуверенно. Она порывалась пойти то в одну, то в другую сторону, пока Глоуэн не привлек ее к себе и не поцеловал — сначала коротко, потом подольше.

«Значит, все-таки, «да»?» — спросил он.

«Да? Ты о чем?»

«О наших так называемых «взаимоотношениях»».

Уэйнесс пожала одним плечом, зажмурилась, скорчила гримасу, наклонила голову, пошевелила носом и помахала пальцами в воздухе.

«Что с тобой?» — поинтересовался изумленный Глоуэн.

«Очень сложный способ не говорить «нет»», — Уэйнесс собралась идти домой.

«Подожди! — воскликнул Глоуэн. — У меня еще нет ясного представления...»

«Ясность — как раз то, чего я стараюсь избежать, — Уэйнесс подошла поближе и поцеловала его. — Хорошо, что ты меня проводил. Ты очень великодушный и благородный молодой человек, даже привлекательный, несмотря на некоторую свирепость физиономии. Можно сказать, что ты мне нравишься».

Глоуэн пытался ее удержать, но Уэйнесс ускакала вприпрыжку по дорожке, ведущей к дому. Почти скрывшись за деревьями, она обернулась, махнула рукой и исчезла.

По вечерам в верд, каждую неделю, бесстрашные львы собирались в углу «Старой беседки», чтобы поговорить о делах, выпить вина и посплетничать о новостях и модах. Во время этих встреч возникало странное настроение, вызванное тем допущением, что любой из бесстрашных львов был по определению благороден и во всех отношениях превосходил рядовых представителей рода человеческого. Золотые сны витали над столом, предлагались и анализировались величественные планы, каждая из вечных истин изучалась по очереди — и время от времени корректировалась.

Каждый из бесстрашных львов занимал за столом особое отведенное ему место. [22]

В дальнем конце, спиной к сводчатой галерее, сидел Арлес; Керди занимал место справа от него, а Ютер Оффо — слева. Напротив Арлеса за столом сидел Джардин Лаверти, а остальные рассаживались по обеим сторонам от него и посередине. В тот вечер Глоуэн немного опоздал. Когда он опустился на свой стул между Клойдом Диффином и Джардином Лаверти, на столе уже стояли несколько пустых бутылей из-под вина, и языки порядком развязались. Джардин Лаверти, дипломатичный, статный и одетый с иголочки, излагал свой тезис: «Заплесневелые старые законы совершенно не отвечают нашим потребностям. Тем не менее, они существуют, и ежедневно нас унижают и лишают возможностей из-за какого-нибудь отжившего свой век предрассудка».