Джек Вэнс - Ночной огонь

«Ни малейшего», — пробормотал Джаро. Татнинка повернулась на каблуках и быстрыми шагами вернулась к друзьям. Джаро направился домой, в Приют Сильфид.

Альтея встретила его в нижней гостиной. Поцеловав его в щеку, она отступила на шаг и внимательно рассмотрела сына: «Что случилось?»

Джаро понимал бесполезность притворства. «Ничего особенного, — проворчал он. — Ханафер Глакеншоу занимается пустой болтовней».

«Какой именно?» — сразу встревожилась Альтея.

«Обзывает меня — то профаном, то туфтяком».

Альтея поджала губы: «Это неприемлемо, придется поговорить с его матерью».

«Ни в коем случае! — в панике воскликнул Джаро. — Пусть Ханафер говорит, что хочет — мне все равно! А если ты пожалуешься его матери, все станут надо мной смеяться!»

Альтея знала, что он прав: «Тогда тебе придется отвести Ханафера в сторону и вежливо объяснить ему, что ты не желаешь ему зла, и что поэтому у него нет никаких причин тебя обижать».

Джаро кивнул: «Может быть, я так и сделаю — после того, как врежу ему хорошенько, чтобы привлечь его внимание».

Альтея издала возмущенный возглас. Потянув Джаро за рукав, она отвела его к дивану и заставила сесть рядом. Джаро неохотно подчинился, чувствуя себя последним дураком и сожалея о том, что не придержал язык — теперь ему предстояло выслушать очередное разъяснение принципов этической философии Альтеи.

«Джаро, насилие — очень простая вещь, в нем нет никакой тайны. Это инстинктивный животный рефлекс, свойственный грубым, невоспитанным, морально ущербным людям. Меня удивляет, что ты даже в шутку прибегаешь к таким выражениям!»

Джаро не находил себе места; он уже раскрыл было рот, чтобы возразить, но Альтея не желала ничего слышать: «Как тебе известно, твой отец и я считаем себя борцами за всеобщее согласие. Мы презираем насилие и ожидаем, что ты будешь придерживаться тех же убеждений».

«Именно поэтому Ханафер и называет меня туфтяком!»

«Он перестанет, как только поймет, насколько он неправ, — безмятежно и певуче отозвалась Альтея. — Тебе придется ему это объяснить. Мир и счастье не даются даром — они подобны цветам в саду, их нужно лелеять, за ними нужно ухаживать».

Джаро вскочил на ноги: «У меня нет времени ухаживать за цветами в саду Ханафера! Мои мысли заняты другими вещами».

Альтея пристально взглянула на Джаро — и тут же забыла о перевоспитании Ханафера; Джаро понял, что снова допустил оплошность.

«Какими другими вещами?» — спросила Альтея.

«Ну... разными».

Поколебавшись меньше секунды, Альтея решила не настаивать. Протянув руки к Джаро, она обняла его: «Как бы то ни было, ты всегда можешь обсуждать со мной любые проблемы. Мы все поправим, все будет в порядке — я никогда не посоветую тебе нанести кому-нибудь вред или сделать что-нибудь плохое. Ты мне веришь?»

«О да, я тебе верю».

Альтея успокоилась: «Рада, что ты хорошо все понимаешь! А теперь иди, переоденься — мы пригласили на ужин господина Мэйхака. Ты, кажется, любишь с ним поговорить?»

«Не откажусь», — осторожно ответил Джаро. На самом деле ему нравился Тоун Мэйхак, мало походивший на типичных знакомых профессоров Фатов — что заставляло Джаро задумываться о предпочтениях родителей. Инопланетянин, успевший на своем веку несколько раз пересечь Ойкумену вдоль и поперек, Мэйхак мог рассказать о множестве странных приключений. Худощавый и сильный, с потемневшей от космического загара кожей и густыми, коротко подстриженными черными волосами, Мэйхак был моложе Хильера. Альтея считала его почти привлекательным, так как у него были правильные черты лица. Хильер относился к этому знакомому с изрядной долей критики: по его мнению, грубоватая, даже суровая внешность Мэйхака — в частности, сломанный нос — позволяла предполагать склонность к насилию.

В обществе Мэйхака Хильер чувствовал себя неудобно, будучи убежден, что в свое время Мэйхак был астронавтом, а это подрывало его репутацию в глазах профессора. Астронавтов, как правило, набирали из числа никчемных бездельников и бродяг, отбросов общества. Мироощущение астронавта было в принципе несовместимо со взглядами Хильера — и он хотел, чтобы Джаро научился разделять его точку зрения.

Сразу после первой встречи с Мэйхаком Хильер преисполнился глубокими подозрениями. В ответ на насмешки Альтеи профессор мрачно заявлял, что инстинкты еще никогда его не подводили. Он считал, что Мэйхаку, даже если его нельзя было уличить в каком-нибудь преступлении, было что скрывать — на что Альтея отзывалась: «Подумаешь! Каждому есть что скрывать».

Хильер хотел было решительно заявить «Только не мне!» — но вспомнил об одном или двух не слишком похвальных эпизодах своей молодости и ограничился уклончивым нечленораздельным мычанием.

На протяжении нескольких следующих дней Хильер потихоньку наводил справки, после чего торжествующе преподнес Альтее результат: «Все примерно так, как я предполагал! Наш знакомый скрывается под вымышленным именем. На самом деле его зовут Гэйнг Нейтцбек — но по причинам, известным только ему, он представляется как Тоун Мэйхак».

«Невероятно! — всплеснула руками Альтея. — Откуда ты знаешь?»

«Пришлось провести небольшое расследование и воспользоваться индуктивной логикой, — ответил Хильер. — Я просмотрел его заявление о приеме в Институт. В нем он указал дату своего прибытия в космический порт Танета на звездолете «Алис Рэй» компании «Старейший перевоз». Но когда я проверил список пассажиров, прибывших в указанный день на звездолете «Алис Рэй», я не нашел в нем Тоуна Мэйхака; в списке, однако, значится некий Гэйнг Нейтцбек, по профессии астронавт-механик. Во избежание сомнений, я просмотрел списки всех пассажиров, высадившихся в Танете на протяжении года — ни в одном нет никакого Тоуна Мэйхака. Что и требовалось доказать!»

Запинаясь, Альтея пробормотала: «Почему бы ему понадобилось скрываться?»

«На этот счет можно сделать десятки предположений, — продолжал Хильер. — Может быть, он прячется от кредиторов — или сбежал от докучливой жены, а то и от нескольких жен. Одно несомненно: если человек пользуется вымышленным именем, значит, не хочет, чтобы его нашли». Хильер не преминул процитировать один из известнейших афоризмов барона Бодиссея: «Заходя в банк, честный человек не надевает маску».

«Так-то оно так, — с сомнением протянула Альтея. — А жаль! Мне нравился Тоун Мэйхак, как бы его ни звали».

Вечером следующего дня Хильер заметил в Альтее с трудом сдерживаемое возбуждение — то ли радостное, то ли злорадное. Он промолчал, прекрасно зная, что Альтея скоро не выдержит и все расскажет. Так и случилось. Налив себе и супругу по бокалу их любимого красного вина, «Таладерра фино», Альтея выпалила: «Ты никогда бы не догадался!»