Джек Вэнс - Ночной огонь

Как всегда, «Фигляры» усердно отыграли подходящие к случаю номера, после чего спустились из грота, чтобы передохнуть и промочить горло. Подобно остальным музыкантам, Джаро оделся в костюм бродячего пастуха-гитана: обтягивающие бриджи из черного вельвета, серовато-коричневый кафтан с розовой прошивкой крест-накрест и темно-алый колпак с длинной черной кисточкой, свисающей вдоль левого уха. Разглядывая гуляющих, Джаро обернулся и оказался лицом к лицу с веселящейся парой — на него чуть не налетела Лиссель Биннок в сопровождении молодого человека, нарядившегося пердоградским головорезом.

Лиссель тут же остановилась и уставилась на Джаро. На ней были сетчатая белая юбка до колен, черная безрукавка и тиара, сплетенная из зеленых листьев африканского тюльпана — пышный венок, подобающий лесной нимфе. Лиссель узнала его, удивилась и тихо воскликнула: «Джаро! Астронавт Джаро — это ты?»

Джаро не отрицал свое присутствие. Странно! Лиссель, как всегда, выглядела жизнерадостной и обворожительной, готовой принять участие в любой подвернувшейся проказе — короче говоря, в ее поведении не было ничего необычного. Тем не менее, Джаро не мог не заметить в ней какое-то непонятное противоречие. Когда они встретились в последний раз, Лиссель даже не пыталась скрывать, что общение с Джаро навевало на нее смертельную скуку. Чем объяснялось, в таком случае, ее нынешнее возбуждение? Капризом? Возможно.

Лиссель оценила костюм Джаро, после чего взглянула на эстраду в гроте, где Джаро оставил суанолу, и с удивлением спросила: «Так ты еще и музыкант?»

«Мне платят за игру — если это можно назвать музыкой».

«Я вижу там суанолу. Она твоя? Или ты занимаешься глупостями — трещишь зубочистками или стучишь ложками?»

«Я исполняю простенькие мелодии на суаноле. Хорошо стучать кастаньетами гораздо труднее».

«Не скромничай, Джаро! Твои попытки скрывать свои достижения неубедительны».

Пердоградский головорез взял ее под руку: «Пойдем, Лиссель! Наш стол уже накрыли».

Лиссель старательно высвободилась: «Одну минуту. Мне нужно подумать».

Приятель нетерпеливо пытался ее увести: «Пойдем, пойдем! Подумаешь за столом. Тут нечего делать, что тебя задерживает?»

Лиссель снова увернулась: «Перестань мне приказывать, Кош! И не дергай меня за руку. У меня из-за тебя синяки вскочат!»

«Наш стол займут», — недовольно ворчал Кош, враждебно поглядывая на Джаро.

Лиссель усмотрела в сложившейся ситуации возможность позабавиться: «Прошу прощения, я вас друг другу не представила. Джаро, это Кош Диффенбокер. Кош, познакомься с Джаро Фатом».

Кош в замешательстве переводил глаза с Джаро на Лиссель и обратно: «Пора идти, Лисси! Перестань дурака валять. Если мы не поторопимся, наш стол займут».

Лиссель тихонько оттолкнула его: «Вот и торопись! Иди! Спеши! Беги вприпрыжку, со всех ног! Здесь Суматошная попойка — никто даже не обернется, если ты поскачешь на четвереньках, как лягушка!»

«И что я скажу Ханаферу?»

«Говори что хочешь, какое мне дело? Ханафер слишком много о себе думает, если считает, что я должна перед ним отчитываться».

Кош сомневался: «Ты его знаешь. Ханафер разозлится, как черт — он просто не понимает, как можно пренебрегать его желаниями».

«Это общеизвестно. Пойди, займи стол — я скоро приду».

Кош недовольно удалился, проталкиваясь через разряженную толпу. Лиссель снова повернулась к Джаро с дрожащей улыбкой на губах: «Так что же, Джаро — что ты думаешь о нашей великолепной попойке?»

«Декорации, огни, украшения — все это действительно великолепно».

Лиссель радостно рассмеялась: «Я тоже этим занималась — меня назначили в организационный комитет. Вот, смотри! Видишь это чудище в зеленой шляпе, с хвостом, загнутым над спиной? Я нарисовала весь хвост и даже кисточку! Причем я тщательно выбирала краски!»

«Замечательно! У тебя прирожденный талант — тебе следовало бы стать художницей, а не...» — Джаро прикусил язык и сделал вид, что разглядывает гуляющих.

Лиссель потребовала продолжения: «А не кем?»

«Ну, скажем так — а не таинственной соблазнительницей, плетущей тысячи интриг».

«Но я хочу быть и тем, и другим! — заявила Лиссель. — Почему бы я стала себя ограничивать? Тем более, что у меня есть к тебе важное дело».

«Ха! Гм. Какое такое дело?»

Лиссель беззаботно поболтала пальцами в воздухе: «Ну, просто дело, вот и все».

«Я не понимаю, — признался Джаро. — В космопорте ты ясно дала понять, что я не только профан, но еще и на редкость скучный болван. А теперь вдруг все изменилось. Сегодня я прекрасный и замечательный Джаро, блещущий талантами, приятнейший собеседник. Либо ты чего-то от меня хочешь, либо ты в меня влюбилась и решила броситься с головой в водоворот безумной страсти. Как тебя понимать?»

Лиссель покачала головой, изображая потрясение: «Не могу поверить, что ты настолько циничен! Когда мы встретились в ангаре, я беспокоилась по поводу затеи моего дядюшки — и, может быть, поэтому показалась тебе рассеянной. Сегодня все по-другому».

«Вот-вот, — кивнул Джаро. — Именно твое сегодняшнее поведение вызывает подозрения. Напомни мне, почему мы внезапно стали такими близкими друзьями?»

Вытянув указательный пальчик, Лиссель прикоснулась к кончику носа Джаро — искусный маневр, заставлявший собеседника остро почувствовать ее телесную близость. Джаро решил, что вступить в интимные отношения с Лиссель было бы приятно, хотя такое развитие событий было чревато неожиданностями. Кроме того, оно было исключительно маловероятным, учитывая социальные претензии популярной красавицы. Он сказал: «Если это ответ на мой вопрос, я его не понял».

«А ты и не должен ничего понимать. Таким образом мне удается не раскрывать тайны».

«Жаль! — отозвался Джаро. — Сегодня у меня нет времени размышлять о тайнах — боюсь, мне придется остаться занудным космическим механиком».

Джаро почувствовал, как у него за спиной выросла высокая фигура. Обернувшись, он увидел грузноватого молодого человека в кричащем ярмарочном костюме пердоградского собачьего парикмахера. Это был не кто иной, как Ханафер Глакеншоу — с лицом, искаженным злобой: «Что тут происходит? Ты что тут делаешь? Профану не место на Суматошной попойке! Вход только по приглашению, для членов Квадратуры круга! Ты не только профан, но еще и проклятый проныра!»

Лиссель протиснулась между ними: «Ханафер, не валяй дурака! Разве ты не видишь, что он играет в оркестре?»

«Какое мне дело? Музыканты должны сидеть где положено — у себя на сцене, а не на площади! Платной прислуге не пристало якшаться с гостями!»

«Ханафер, это просто неприлично! Джаро не делает ничего плохого!»

«Наоборот, это я требую соблюдения приличий! Там, за оградой, на сцене, он — музыкант. Здесь, на площади, он — проныра, да еще и осклабился, как дебил!»