Джек Вэнс - Ночной огонь

«Надо полагать, ваши методы защиты недостаточно эффективны».

«Вы правы, — кивнул Бариано. — Домовые кишат в склепах под дворцами и, по-видимому, прорыли сеть соединяющих подвалы туннелей. Они всегда у нас на уме, и никто из роумов не отваживается ходить в одиночку по ночам».

На следующее утро баржа прибыла в Ромарт. На берегу Скейна высилось уродливое строение с массивными глухими стенами из бурого кирпича; дальше река поворачивала на северо-восток — туда, где Вкрадчивый лес постепенно редел, превращаясь сначала в саванну, а затем снова в сухую степь Тангцанг.

Баржа причалила к широкой прогулочной набережной, и пассажиры спустились по трапу. Бариано указал пальцем: «Там находится Коллокварий, где заседают советы». Поколебавшись, попутчик Мэйхака сказал: «Пойдемте, я проведу вас туда, где вам следует подать ходатайство. Добиться проведения слушания нетрудно, но не ожидайте, что решение по вашему делу будет принято быстро. Ваше появление в Ромарте само по себе вызовет переполох — оно противоречит установившемуся распорядку».

Мэйхак прервал повествование: «Не хочу затруднять вас излишними подробностями...»

«Меня вы нисколько не затрудните, мне очень интересно!» — живо откликнулась Скирль.

«Тем не менее, если бы я стал рассказывать обо всем — обо всем, что я узнал о Ромарте и роумах, об их обычаях, о рашудо, об их философии и общественной структуре, если бы я стал описывать их дворцы, то, как они едят и спят, как их молодые люди ухаживают за девушками, церемонную дерзость их кавалеров и никогда не покидающий их давящий ужас, вызванный вынужденным сожительством с призраками — мне пришлось бы говорить несколько дней, и только после этого я мог бы перейти к самому кошмарному приключению. Так что плесни-ка мне, Джаро, этого превосходного вина из погреба Хильера, а я передохну минуту-другую».

Джаро наполнил три бокала золотистым вином «Эстрезас». Мэйхак откинулся на спинку стула, собираясь с мыслями. Наконец он сказал: «Попробую, по меньшей мере, дать какое-то представление о Ромарте. Вероятно, это красивейший из городов, когда-либо построенных ойкуменической расой. Когда мне привелось его увидеть, многие архитектурные шедевры и чудесные сады уже находились в полном запустении. Увядание висит в воздухе, как запах гниющих фруктов. Тем не менее, роумы упрямо продолжают предаваться мечтам и неукоснительно соблюдают изощренные церемониальные обычаи. Каждый переодевается несколько раз в день в зависимости от того, какую роль ему предстоит выполнять на протяжении нескольких следующих часов.

Важно понимать характер роумов-первопоселенцев. Все они принадлежали к числу интеллектуальной элиты, причем среди них было много биологов-генетиков. Законы Ойкумены запрещали им осуществить то, что они называли «окончательным решением социальных проблем». На Отмире таких ограничений не было.

Поначалу поселенцы пользовались рабским трудом, но с этим были связаны многочисленные неудобства. Рабы заболевали и старели, а замена рабов требовала больших затрат. Кроме того, рабы нередко проявляли упрямство и непослушание — или просто ленились. Поддержание дисциплины превращалось в повседневную заботу; кроме того, дисциплинарные меры часто оказывались неэффективными. В конце концов биологи выбрали несколько первосортных рабов и воспользовались их генами, чтобы создать расу идеальных работников — по меньшей мере, таковы были их надежды. Они выращивали, одну за другой, группы экспериментальных прототипов. Нередко плоды их деятельности оказывались непредсказуемыми: в одном случае это были существа с трехметровыми ногами, в другом — порода настолько тучная, что ее представители чувствовали себя хорошо, только плавая в теплой воде. У одной из разновидностей развились антисоциальные поведенческие характеристики исключительной интенсивности; вместо того, чтобы стать послушными рабами, эти произведения генетиков рассматривали непокорность как священный долг и гордились перенесенными мучениями. С воплями, круша все на своем пути и выцарапывая друг другу глаза, они прорвались через ограды загонов и бежали в просторы степи Тангцанг, где сильнейшие и самые безжалостные выжили и положили начало расе локлоров.

В конечном счете генетикам удалось синтезировать породу сейшани — стройных, даже изящных полулюдей с кожей оттенка влажной глины и добрыми карими глазами. У них ограниченный интеллект, но они послушны, трудолюбивы и не обидчивы. Непреднамеренное подавление нескольких генов в процессе проектирования привело к тому, что различия между сейшани-мужчинами и сейшани-женщинами стали чисто номинальными: их половые органы рудиментарны. Поэтому новых сейшани выращивают из зигот, культивируемых в уродливом сооружении из бурого кирпича, именуемом «Фондаментом». Третья раса, выведенная в Ромарте, окружена тайной. Говорят, что генетики первых поколений экспериментировали с самими собой, намереваясь произвести нечто вроде интеллектуального сверхчеловека, но процесс не привел к желаемому результату. Некоторые из неудавшихся «сверхлюдей» прогрызли стенки питомников и разбежались кто куда, скрываясь в подземельях заброшенных дворцов. Теперь их потомков называют «белыми призраками» или «домовыми»; их почти невозможно увидеть, они выходят из подвалов только с наступлением темноты. Со временем они проникли даже в склепы под обитаемыми усадьбами, совершая оттуда потайные вылазки, сопровождающиеся невероятными жестокостями. У тех немногих, кому удалось увидеть домовых и выжить, язык не поворачивается, когда они пытаются дать описание их внешности. Время от времени кавалеры-роумы организовывали контратаки, намереваясь уничтожить подземных паразитов раз и навсегда, но домовые ускользали, как тени, и многие кавалеры попадались в устроенные призраками ловушки. В конечном счете роумы отчаивались, и прежнее положение вещей восстанавливалось — или даже ухудшалось, если попытки «дезинфекции» вызывали в призраках жажду мести.

Роумы — элегантный народ; каждый из них считает себя совокупностью всех возможных качеств, достойных восхищения. Каждый роум говорит на трех языках — на классическом языке предков, на современном разговорном языке Ромарта и, обычно с акцентом, на ойкуменическом диалекте. Каждый роум принадлежит к одному из сорока двух кланов, называемых «династиями», причем каждой династии свойственны характерные особенности поведения. Общественная политика определяется Советом старейшин, заседающим в Коллокварии».

И снова Мэйхак прервался: «Все это не слишком интересно — но какое-то предварительное представление об укладе местной жизни необходимо для понимания того, что со мной произошло».