Анатолий Заклинский - Последний бог (СИ)

Саник слушал, поджав губы. Пожалуй, это была самая яркая эмоция, на которую он был способен. Не требовалось даже обращение к мировым информационным хранилищам и время на сопоставление. Он всё понимал. Осознавал, что земляне правы. Но его высшая сущность не позволяла ему согласиться с утверждениями, которые сейчас ему излагали. Он прибыл сюда не для того, чтобы быть разоблачённым, и, больше того, собственноручно поучаствовать в этом разоблачении своим признанием. Нет, они будут сопротивляться, если только не найти в их сознании нужную кнопку.

— Когда же машина была поставлена в соответствующие условия в преддверье больших реформ, не находите ли вы, что она действовала очень похоже на вашего лидера в тот период? — возразил Саник.

— Да, — с готовностью согласился Лилин, — всё дело в том, что существовал комплекс решений, которые совершенно точно были оптимальными. Но во многом, оптимальность чего не выражалась объективными величинами, она поступила иначе.

— В чём именно?

— В частности, компьютер упразднил религию полностью, поскольку во вновь воссоздаваемой формации в существующих условиях её невозможно было вписать в инфраструктуру мира. Господин Ланов сделал её полностью духовной, но не упразднил. Даже несмотря на то, что в той ситуации полный отказ не вызвал бы массовых волнений.

— Но он же тоже делал эти выводы на основании того, что знал, — Саник ещё пытался сохранить спокойствие, но давалось ему это всё труднее.

— Дело в том, что в машину тоже были загружены все данные. На основании них она приняла другие решения верно, а в этом ошиблась. Больше того, — Лилин поднял палец, — господин Ланов не знал некоторых факторов, но интуитивное принятие решений ему помогло.

— Ещё недавно вы говорили о нашем создании, что хоть ему и свойственна интуиция, её тоже можно запрограммировать определённым образом.

— Да, но это не сделает её человеческой. К счастью или к сожалению, — сказал Лилин снисходительно.

— Тогда, пожалуйста, скажите нам сейчас, где грань, согласно которой вы отделяете искусственный интеллект от человеческого? То, что создали мы, по вашим словам, интеллект искусственный, но приближающийся к тому, который вы называете настоящим.

— В том-то и дело, что мы не знаем этой грани. Мы не можем запрограммировать машину, чтобы она полностью смоделировала интеллект человека, но мы смогли сделать так, чтобы она повторила действия вашего создания, — сказал Лилин.

— А что по этому поводу думает господин священник? — неожиданно Саник повернулся на Ожегова, как будто бы тот был самым слабым местом, на которое сейчас требовалось надавить.

— Я хотел бы спросить вас.

— Спрашивайте.

— Если мы, люди, так примитивны, почему вы спрашиваете нас о грани между живым интеллектом и машинным, а не укажете нам на неё?

— А если мы спросим вас, вы скажете, что она и состоит в той самой душе.

— А вы мне на это ответите, что души не существует. Но грань эта есть, как мы убедились. Мы в тупике. И если мы обратимся к историческим сведениям, верующие прошлого просили своего бога указать им путь. Создатель не указывал его напрямую, потому что не являлся. А в нашем случае, как вы утверждаете, он явился.

Лилин нахмурился. Конечно, дело не в том, что Ожегов говорил смело. Религиозные рассуждения не очень вязались с тем, что до этого излагалось на этих переговорах. Однако Ожегов вообще должен был лишь наблюдать за разговорами, и если уж потребовалось его участие, то этих доводов оказалось недостаточно.

— Грани не существует. Она лишь иллюзорна, а ваш эксперимент не может быть точным, даже несмотря на воспроизводимость.

— Вы можете скорректировать условия, — быстро и дипломатично вступил Лилин, — если вы измените условия так, чтобы машина выбрала религиозную концепцию господина Ланова, то мы рассмотрим этот вариант.

— К сожалению, это не сделает эксперимент достоверным. Пока что наше создание никак не выявило своё несоответствие. А значит, наш спор ещё не разрешён в вашу пользу. Мы будем ожидать ещё одни сутки по вашему исчислению. После них будем считать отсутствие вашего согласия неповиновением.

На этих словах ганиадданская делегация во главе с Саником поднялась и удалилась из зала, где велись переговоры.

— Я же говорил, — сказал Ванин, — как об стенку горох.

— Но мне показалось, или мы проняли их? — спросил Ожегов.

— Проняли, а толку?

— Но что это за принципы такие, просто брать и не признавать то, что тебе невыгодно? — возмутился Вадим.

— Они в чём-то правы, — бессильно заключил Лилин, опустившись на стул, — вы свободны, господа, спасибо за ваше участие.

Он обращался к приглашённым специалистам. После этих слов они коротко кивнули и вышли.

— Всё дело в том, что здесь не получится поставить хоть сколько-нибудь достоверный эксперимент, — сказал он, — слишком много факторов, слишком много неучтённого. Реформы были слишком давно, да и тогдашнего Ланова нельзя замерить. Нынешнего тоже. Всё очень субъективно.

— Выходит, мы действительно в тупике? — спросил Ожегов.

— Мы в тупике. Будем готовиться к замыканию. Какими бы они ни были искусственными, мы вынуждены признать, что за ними всё равно есть их сообщество.

— А если оно лишь вымысел?

— Мы не можем рисковать в любом случае, — ответил Лилин, покосившись на Добрякова.

— По данным разведки, в системах того сегмента, на который они указывают, есть активность, — сухо заметил военный наблюдатель, — для имитации слишком большая. Если это спектакль для нас, могу поздравить нас с большой значимостью.

— Значит, мы соглашаемся на изоляцию, — сказал Лилин, глядя на Ванина и Добрякова.

— Думаю да, — сказал Ванин, — но не нам же здесь и сейчас это решать, так что пока всё неточно.

— Что же, совет надо собирать утром, — сказал Лилин, — а пока усилить наблюдение за клоном. Может быть, мы что-то прозевали.

— Знаешь, — сказал Ванин, закурив, — я ведь говорил с ним сегодня. Лично я не отличаю.

— Я тоже не отличил бы сходу, — подтвердил Лилин, — но мы с тобой не компьютерный центр. Нужно глядеть в оба. Все мы могли что-то прозевать.

Уходя, Ожегов спросил у Добрякова, когда его отправят домой. Советник ответил, что это произойдёт сразу после того, как вопрос с ганиадданцами будет улажен. Пока что священник ещё может им пригодиться.

Вадиму не слишком нравилось, что ему придётся прозябать здесь ещё сутки, к тому же он был огорчён бесполезностью всех их действий. Они доказали свою правоту настолько убедительно, насколько это вообще может быть в сложившихся условиях, а их доводы просто не были признаны. Сколь удобная позиция для одних, столь же нечестная по отношению к другим. Но, если поставить себя на место ганиадданцев, можно было понять, что она единственно возможная, если они во что бы то ни стало хотят заполучить себе целую цивилизацию поклоняющихся рабов.