Алексей Подсосов - Новый Гольфстрим

Дивный уголок природы, перенесенный в центр каменной безжизненной пустыни, жил своею жизнью.

И даже тот же, что и два года назад, старик садовник неторопливо бродил по дорожкам сада, поправляя ветки кустов и с доброй улыбкой любуясь крохотными птенчиками.

Вера Александровна каждый раз удивлялась неизменности этой красоты. Жизнь, огромная, полная борьбы, — радостей, тревог и горя, проходила мимо этого маленького благоухающего уголка природы.

А по вечерам в саду велись страстные споры.

Расщепление ядер койперита в кассете и взрыв на «Арктике» оставались необъяснимыми.

Койперит, огражденный от воздействия космических лучей, так же безопасен, как и всякий другой элемент.

Съехавшиеся в лаборатории академики-атомники, повторив работу, проделанную много раз Горновым и — его коллективом, получили тот же результат: койперит за несколько лет лежания в сером здании не изменил своих свойств. Выяснилось также, что способы проверки непроницаемости кассет вполне надежны и гарантируют безопасность применения койперита для получения ядерного горючего.

В то время, как физики атомного ядра устремили все свое внимание на койперит и на изоляционные коробки Горнова, ища в них причину взрыва на «Арктике», в печати выступили со своей гипотезой ученые из других областей науки — астрономы и физики космических лучей. Они направили мысль и искания по другой дороге.

Они указали на силы космического происхождения.

Дело в том, что в день взрыва на самолете «Арктика» земля проходила близко от звезды 2327. В эти дни все высокогорные станции наблюдения космических лучей обнаружили, так называемые, жесткие ливни, состоящие из групп частиц с огромнейшей энергией. В составе космических лучей, кроме известных ранее частиц (электронов и мезотонов), было найдено большое число новых частиц, обладающих необыкновенной силы свойством ионизировать воздух. Были ли то протоны (ядра водорода) или это были еще неизученные частицы космических лучей — вопрос остался пока невыясненным. Возможно в нашу атмосферу, — говорили эти ученые, влетели из космического мира потоки новых частиц.

Этим объяснялись наблюдаемые в тот день небывалые по силе электромагнитные штормы, необычно яркие полярные сияния, нарушение радиопередач, отмеченные. всюду, и целый ряд других явлений.

Стенки кассет, предложенных академиком Горновым, вероятно, не оградили койперит от этих частиц.

Это же объяснение высказал Рейкин еще там, в ущелье Дор-Ньера, — и теперь он считал, что объяснение катастрофы найдено.

Но гипотеза эта не вносила успокоения. Ведь если это так, то и в дальнейшем могут происходить расщепления ядер койперита в кассетах.

Волнения и споры были в центре внимания ученых.

Среди друзей Горнова разговоры были только об этом.

Вера Александровна с страстным вниманием прислушивалась к ним. Она не могла забыть последние минуты жизни Исатая. Непонятное слово, которое он силился выговорить — «дневсей», — звучало как что-то роковое и таинственное. Она была уверена, что Исатай знал что-то такое, что разом раскрыло бы секрет взрыва.

Виктор Николаевич и сам думал так же. Петриченко, наоборот, отрицал всякую связь между взрывами и состоянием Исатая, слово «дневсей» приводило его в ярость.

— Ерунда, — с раздражением говорил он. — Надо искать новые методы испытания и отбора кассет, а не заниматься разгадыванием каких-то загадок. Слово «дневсей» бессмысленно. Это несвязные звуки, вылетевшие из груди умирающего.

— Но если бы ты видел тогда Исатая, — горячо убеждала его Вера Александровна, — если бы видел то усилие, с каким он хотел во что бы то ни стало раскрыть какую-то тайну, тот ужас и отчаяние, которое он переживал. Ужас не перед смертью, а перед тайной, перед тем, что он не может открыть ее. Если бы ты видел все это, ты не умом, а сердцем понял бы, что это не бред, что действительно существует какая-то тайна, поверил бы, что слова о могущих быть катастрофах и «дневсей» не были бредом.

Петриченко только что вернулся с подводного участка. Со всей присущей ему энергией он устремился в исследование и опыты, чтобы, доказав техническую возможность использования койперита, снова вернуться на строительство.

Он уже не говорил о риске, как четыре года назад, а сам убеждал Горнова провести тот или другой опасный метод работы.

Там под водой стоят машины-гиганты, которые готовы начать поднимать из морских глубин атлантические воды. Эти машины требуют ядерное горючее, и он с нетерпением ждал того момента, когда задвигаются огромные лопасти водоподъемных башен.

Как только будет закончена работа в лаборатории, он снова помчится туда.

Горнов отклонял его рискованные предложения.

— Четыре года назад, когда шло открытие койперита, я рисковал собой, тобой, моими помощниками и лабораторией, — отвечал он. — Теперь мы рискуем сорвать смелые, огромные планы, которые уже приняты или разрабатываются в Москве. Новый Гольфстрим будет достроен и пущен в действие, хотя и в меньшей против проекта мощности. Но за ним пойдут строительства второй и третьей очереди — отепление зоны вечной мерзлоты во всей Сибири. Решение этой хозяйственной проблемы потребует огромных количеств энергии. Койперит будет очень нужен, и мы должны очень тщательно проверить кассеты. Всякая спешка, горячность в таком деле вредны…

Вскоре после этого разговора в Чинк-Урт приехала экспертная комиссия.

Как-то вечером, когда все работники лаборатории собрались в доме Академии наук, в комнату вошел профессор, член комиссии.

Разговаривая с одним из своих коллег, он сказал между прочим:

— Я нашел чей-то дневник в сейфе.

Вера Александровна была недалеко.

— Дневник в сейфе?!.. — повернувшись и испуганно взглянув на профессора, спросила она. — Извините, пожалуйста… — И не слушая ничего больше, в необычайном волнении подбежала к мужу.

— Витя, теперь мне понятно, что хотел сказать Исатай… Это слово «дневсей». Да, да… Я знаю… «Дневсей» — это днев-ник в сей-фе, — с расстановкой проговорила она. — Понимаешь, дневник.

— Погоди, милая. Я ничего не понимаю. Какой дневник? В каком сейфе?

Профессор был удивлен, когда к нему подошли Горновы.

— О каком дневнике вы говорили, профессор? Где он? — спросил Виктор Николаевич.

Глядя на взволнованное лицо Горновой, профессор добродушно усмехнулся.

— Будьте спокойны, я не прочел в дневнике ни одного слова. Я отложил его в сторону. Мне понадобились в архиве некоторые справки по койпериту, я заглянул в сейф. И там наткнулся на толстую тетрадь с надписью «Дневник».

— Где, где вы его обнаружили? В каком кабинете? — спросил Горнов, не менее взволнованный, чем его жена.