Сергей Гончаров - Выбор Евы (СИ)

Люди не могли привыкнуть к переменам. Жена Гтирера ни разу не наорала на свекровь. Вообще ни на кого не кричала и даже голос не поднимала.

«Из-за кашля! — догадался молодой разведчик, когда поймал её взгляд, преисполненный ненависти вперемешку с презрением. — Просто бережёт себя».

В доме стало тихо и спокойно. Даже до рукоприкладства дошло всего один раз — она ударила своего младшего сына, за то, что тот не слушался.

Домочадцы быстро привыкли к новому характеру Тири. Сношенницы уже через несколько дней весело с ней щебетали, все дети льнули, будто к мамке родной, братья улыбались, а Бримо даже начал рассыпаться в комплиментах. Новая хозяйка как-то попробовала и свекровь расположить к себе. С престарелой женщиной ей разговаривать оказалось тяжело, да и не о чем. Мать все разговоры начала сводить к тому, как всё было в её молодости, как она любит отца, и через слово утверждала, что вскоре они будут вместе. И уже навсегда.

Очень быстро Тири поняла, что её попытки бессмысленны. Один из самых старых людей в поселении потихоньку начал сходить с ума. Она ещё рассказывала внукам внятные истории, но все они были о любви. Могла и с сыновьями пообщаться, но любая тема разговора очень быстро трансформировалась в любовь и воспоминания о Флоре.

Ди по-прежнему посматривал на невестку холодно и с опаской. И она отвечала ему взаимностью.

Как-то вечером жёны братьев сели за стол — рукодельничать. Тири тоже уселась, но делать ничего не стала. Будто оправдываясь, произнесла:

— Руки слишком слабы после болезни. Боюсь, если сейчас что-то буду делать, то потом ещё и переделывать придётся.

— Да, естественно, — ответила жена Траана. — Дурная работа никому на пользу не шла. Это мне однажды Хайла, жена того, хилого бойца, рассказывала, как однажды три раза переделывала мужу патронташ.

— Так у неё же руки из пяток растут, — хмыкнула жена Зайрика. — Ничего толково сделать не может. — Ей бы повилять задом перед мужиками. Почему же к ней прям так и липнут?

— Да известно почему! — Тири говорила шёпотом, так ей меньше хотелось кашлять. — С ней не был только самый ленивый. До меня вообще доходили сведения, что её муж знает, о том, что с ней спит всё поселение.

— Да-а-а-а! — протянула жена Зайрика. Она представила, как хорошо оказаться на месте этой Хайлы. Посмотрела на сношенниц. У каждой на лице появилось грустное выражение. Лишь Тири сидела равнодушная.

— Помните Виму? — спросила жена Бримо. — Её-то муж тоже знал, что она слаба на передок. И что в итоге из этого вышло?

Ди лежал на лавочке в полудрёме. Но сон сразу забылся и он в оба уха начал слушать разговор невесток. Как давненько заметил, девушки в таких обсуждениях легкодоступны, да и парни не отличались верностью.

Ди привык к таким разговорам. Но только теперь понял, что слышит коллективные мечты. Невестки, кроме Тири, были отданы замуж насильно, за нелюбимого человека. Еды мало… лишний рот… Пусть лучше идёт в другой дом, детей рожает. Мать как-то призналась, что и своих дочерей отдавала по такому же принципу.

— Я перед самым Периодом Бурь слышала, что в доме Сийна точно еды не хватит, — начала Тири. — Как вы думаете, переживут? Не прирежут кого-нибудь?

— Да какая разница? — махнула рукой жена Бримо. — Я вот слышала, как Хлаала с Дорном договаривались в Период Бурь под навесом встретиться!

Жёны Зайрика и Траана прикрыли ладонями рты, чтоб не рассмеяться в голос.

— Как же они будут..? — сквозь смех выдавила жена Траана.

— А что им-то? — Хихикнула жена Зайрика. — Что им какой-то холод?! Помнишь, поговаривали, что Дорн положил Хлаалу на мужа и…

Ди отвернулся к стенке и больше не слушал.

— Только бы не ошибиться! — пробормотал он.

Перед глазами возникли Сия и Эва. Одна красотка, по меркам поселения, а вторая уродина.

— Только бы не ошибиться! — повторил разведчик, хотя чувствовал, что выбор уже сделал.

За едой молодой разведчик внимательно осмотрел многочисленную родню. Они поедали мясо, веселились и шутили. Племянники и племянницы носились вокруг стола, играли в прятки. Глядя на царившую в доме атмосферу семейного счастья, Ди даже засомневался в том, что кто-то может его разрушить. Слова Эвы казались плохим сном, игрой больного разума. Как могли звери прийти и убить столько здоровых и сильных мужчин? Перебить беспомощных детей?

«Не может быть, — размышлял разведчик. — Ведь мы уже здесь сколько? Да долго! И что? Они всегда нападали. Всегда кого-то убивали, кого-то уводили. Но это не значит, что они смогут перебить всех!».

Но Ди почувствовал фальшь в собственном внутреннем диалоге.

— Эй, Мясо, передай мясо! — Тири рассмеялась собственной шутке. Она вообще в последние дни слишком нагло вела себя с деверем.

Он передал. Когда тарелку с одной стороны сжала её рука, а с другой ещё сжимала его, их взгляды встретились. В раскосых глазах невестки Ди увидел веселье и смех.

Ночью приснилось, что приходит в поселение, а лестница спущена. Перелезает внутрь и видит, что всё поселение в крови. Дома, снег, навес, частокол. Спешит в дом. Вломившись внутрь, видит, что родня стоит возле своих кроватей. У всех вспорот живот и внутренности дымятся на полу. Они одновременно поднимают на него взгляд полный боли.

— Где ты был? — спрашивают их губы.

Ди вскочил с постели.

Зверь с чёрной шкурой поднялся на возвышение. Его сын, с серебристой шерстью, последовал за ним. Вожак подошёл к огромному булыжнику, который имитировал трон. Неожиданно вспомнилась мать, детство. Короткое, но очень счастливое. Он уже тогда, живя на корабле, знал, что есть какие-то плохие люди, которые живут в горах, а есть ещё более плохие люди в мёртвом городе. Видел он и тех и других, но не понимал, почему они между собой так мало похожи. Мать же не могла внятно этого объяснить. И тогда он разделил их по-своему. По-детски. На «свои» и «чужие».

Много позже на его мать напали «свои». Они не причинили ей сколько-нибудь серьёзных ран, но он пошёл им мстить. Неожиданно, даже для самого себя, стал главным в одной из разрозненных кучек себе подобных. Потом понял, что пока его сородичи разрозненны, люди легко и планомерно их истребляют. Объединить сородичей для Вожака большой проблемой не стало. Они все были слабы и податливы, как пластилин, которым он в детстве играл на корабле.

Лишь много позже он понял, что по детской неразумности неправильно разделил на «свои» и «чужие».

Вспомнилась встреча с человеком из поселения. К тому времени он знал, что сильнее людей. Но этот человек из поселения оказался ему не по зубам. Как, собственно, и наоборот. Это оказался тот человек, с кем он сумел поговорить, в лице которого обрёл друга и верного соратника.