Маргарита Полякова - Герцог всея Курляндии [litres]

Разумеется, от идеи привлечь братьев к полезной деятельности я не отказался. Просто отложил ее подальше. В конце концов, дело было не в том, чтобы получить товарищей по играм и делам, а в том, чтобы воспитать их в нужном русле. Чтобы мальчишки выросли нормальными мужчинами, болеющими за свою семью и свою страну. Не хочется жить в постоянном страхе получить нож в спину от родственника. Власть над Курляндией – не самое престижное, что есть в мире, но и на нее желающих немало найдется.

Вывод был прост – братьев нужно было приучать к себе постепенно. Выделять время на то, чтобы общаться с ними и даже гулять. Пикник, к счастью, матушка нам разрешила. Хоть и под приглядом взрослых. Но по-моему, братьев гораздо больше порадовала возможность избавится от неудобной одежды. Мало того что она была тяжелой, так еще и выглядела как платье! Путалась в ногах и совершенно не предполагала активных движений.

Ну, с проблемой того, что в XVII веке не было детской одежды как таковой, я уже сталкивался. На личном примере. Для ребенка шили уменьшенный вариант взрослого костюма. И об удобстве, разумеется, никто не думал. Ну а мода одевать маленьких мальчиков в длинные платья сохранялась уже несколько веков, и, насколько я знал, будет еще продолжаться. Так вот по-моему, братья полюбили меня сразу только за то, что я позволил им снять тяжелые наряды, натянуть обычные штаны и досыта побегать по дорожкам парка. После активной прогулки, кстати, и аппетит у них улучшился. Смели все, что слуги собрали нам на пикник.

С сестрами тоже было бы неплохо найти общий язык, но я не знал, как к ним подступиться. То, на что у мальчишек закроют глаза, девочкам, что называется, невместно. Дружить с девочками было сложно даже в моем мире – никогда не знаешь, что от них ожидать. А уж в XVII веке это и вовсе было проблемой. Потому как на обычные девичьи выкидоны накладывалось осознание собственного высокого происхождения и местное строгое воспитание.

Самая старшая сестра, Луиза Елизавета, считала себя слишком взрослой для всяких глупостей. Как же, почти невеста. Шарлотта Мария, с которой у меня был всего год разницы, была не от мира сего. Ее привлекали молитвы, чтения священных книг и общение с отцами церкви. Ну а родители поощряли эти увлечения, поскольку прочили ей карьеру аббатисы. Амалия же считалась еще слишком маленькой, как и Фердинанд с Карлом Якобом. Словом, к братьям и сестрам следовало подступаться года через три, не раньше.

Впрочем, долго тосковать мне не дали. У моего отца был единственный рецепт на все случаи жизни – и от хандры, и от тоски – заняться делом. И раз уж я показал себя вполне разумным подростком, то был отправлен в очередное путешествие по стране с инспекцией школ. Якоб, разумеется, не рассчитывал, что я решу какие-то серьезные проблемы, но ему было интересно мое мнение, свежий взгляд на происходящее. Тем более что наследника все равно нужно было натаскивать, чтобы получить в конечном итоге нормального управленца и отдать власть в надежные руки. До сих пор Якоб рассчитывал на учителей, но теперь и сам с удовольствием со мной занимался.

Самому мне, разумеется, были интересны не только школы. Гораздо больше меня привлекали встречи с мастерами, и не важно, какой профессией они владели. Новая прялка (на мой взгляд, гораздо более совершенная, чем «Дженни») постепенно распространялась по Курляндии, и это приносило свои результаты. Совершенствование ткацкого станка, к сожалению, безбожно запаздывало. Гюйгенс, со своей любовью к точным механизмам, увлекался тем или иным решением, периодически перескакивая от станка к часам, а от часов к оружию.

Торопить его или ограничивать я считал бессмысленным. Поскольку сам был творческим человеком и понимал, что ничего путного из-под палки не получится. Творить нужно тогда, когда есть вдохновение. Тогда и результат получится наилучший. А для Гюйгенса интересная работа значила гораздо больше, чем простое зарабатывание денег. Единственное, к чему он был неравнодушен в этом плане – так это к славе. Ученые XVII века еще не слишком умели хранить секреты своих изобретений. Напротив – стремились опубликовать результаты своих изысканий, чтобы снискать известность.

Поскольку я знал, что Гюйгенса будет сманивать Кольбер, соблазняя ученого Парижской Академией наук, то не раз размышлял, чем бы удержать гения. Ладно, Курляндия – это не Франция. Но интересные идеи и разработки тоже чего-то стоят! И потом… Если человеку так хочется быть академиком… Почему самому не организовать нужное учебное заведение? Я, кстати, согласился на инспекцию школ еще и потому, что присматривал базу для высшего учебного заведения. И готов был сам стать одним из первых его студентов. Нечего по заграницам ездить для получения высшего образования.

Мда. Мечты, мечты… Нет, в том, что нужно организовывать собственную академию, я не сомневался. Наверняка отец поддержит эту идею. А вот в том, что на данную авантюру согласится Гюйгенс… Лучше не рассчитывать. Если получится его уговорить – хорошо. А не выйдет – нужно будет искать другие варианты. Ньютона сманить, пока он молодой… Года через три. Он вроде бы только должен поступить в Тринити-колледж Кембриджского университета. А уже к своим 22 годам составит знаменитый список нерешенных проблем в природе и человеческой жизни.

Я еще и поэтому не хотел упускать Гюйгенса – он мог бы послужить для Ньютона приманкой в качестве учителя. А уж возможности для экспериментов и исследований я готов был предоставить Исааку самые широчайшие. Кембриджский университет периодически испытывал финансовые трудности, студентам приходилось несладко. Так что деньги и возможности должны повлиять на положительное решение Ньютона поменять Англию на Курляндию. И тогда университет действительно состоится как достойное учебное заведение.

Радовало, что не придется начинать «с нуля». Якоб был достаточно разумен, чтобы понимать, что стране требуются образованные люди. И программу в школах давали неплохую. С существованием учебных пособий я, правда, промахнулся – несмотря на собственное бумагоделательное производство, печатная продукция была слишком дорога, но уровень знаний меня порадовал. Во многих городах к подбору учителей подходили очень ответственно, и я отметил несколько десятков школяров, которые могли бы продолжить образование в университете. И преподавателей, которые вполне могут стать профессорами.

Больше всего времени в школах отводилось на богословие, но ничего другого от образовательных заведений XVII века и ждать не стоило. Несмотря на то что христианство не только было давно принято, но и претерпело значительные изменения, стойкость в вере у населения была весьма относительной. И если изначально я думал, что все дело в последствиях Реформации – слишком много ересей и церковных учений тогда возникло, то потом понял, что в этом вопросе изначально все было очень непросто.