Юрий Никитин - Рождение Контролера

Она покачала головой.

– Вот так все просто?

– Примерно.

Она сказала со вздохом:

– Может, надо было послушать маму? Советовала идти в науку, а не в военное училище…

– Не стоит, – ответил я. – В науке ты бы научилась горбиться, а здесь спина прямая, взгляд гордый, сиськи вперед… Есть на что посмотреть. А то и засмотреться.

– Свинья, – сказала она.

– Здесь это страшное ругательство, – напомнил я. – В странах ислама свиньи – худшие из созданий. Почти как инфидели. Можешь называть меня как-то и полегче, а то люди оборачиваются.

– А как полегче?

– Лев, – предложил я, – орел, сокол…

– Свинья, – сказала она еще сердитее.

Я не ответил, весь в размышлизмах, куда именно в городе мог отправиться курьер, молодой парень спортивного вида, смуглокожий, явно не склонный к туризму и рассматриванию руин древней крепости.

Проследить не удастся, здесь не утыканная видеокамерами Москва. В этой части света все еще времена халифа Гаруна или, точнее, Хусейна бен Али, с той лишь разницей, что появились элементы современной цивилизации, нисколько, однако, не изменившие здешний уклад жизни и обычаи тунисцев.

Едва миновали здание отеля, словно ниоткуда возник Левченко, уже не боевик, а богатый турист с дорожной сумкой, что вся в наклейках, пошел рядом.

Я сказал тихо:

– Он остановился здесь, но вышел в город.

– На встречу?

– Не знаем, – ответил я. – Чтобы вам не привлекать внимание, попробуйте снять хотя бы на сутки или на несколько часов комнату в доме напротив. Из нашего окна видно, там пустых многовато.

– Хорошо, – ответил Левченко с готовностью. – Шлюх приведем… для маскировки, для маскировки! Мы же туристы?

– Действуйте, – ответил я. – Только сумки прячьте от таких подальше. А то захотят обобрать и все оружие сопрут. А потом выкупай его на базарах…

Он кивнул и остановился, а мы с Ингрид прошествовали дальше. На нее поглядывают даже женщины, я прошипел сердито:

– Не горбись, бедуиночка… У бедуинских женщин спины прямые.

– Потому что кувшины на головах носят?

– Да, – ответил я. – Надо тебе ящик с патронами на макушку поставить и гонять по плацу. Осанка будет что надо.

Она спросила сердито:

– А сейчас ее нет?

– Есть, – согласился я, – но это я так, для тренировки. Чтоб и не портилась. Сперва ящики с патронами поносишь, потом со снарядами.

Она спросила невпопад:

– Куда он мог пойти?.. В одних случаях нарочито ищут толпы народа, чтобы передать незаметно, в других – едут на пустынные окраины…

– Толпа нужна, – сказал я, – чтобы незаметно передать при контакте записку или, скажем, зажигалку. Большую флягу со штаммом вируса так не передать, слишком заметно.

– Значит, на окраину?

– Да, но куда…

Разговаривая, я просматривал город с высоты китайского спутника, качество изображения пока уступает американским и российским, зато китайских больше, и сейчас один как раз проходит прямо над нами, город как на ладони, да благослови Аллах страну, где никогда не бывает туч…

На перекресток вышел костлявый мужчина с длинной седой бородой и безумными глазами, воздел руки к небу и закричал:

– Опомнитесь!.. Грядут великие беды, огонь с небес!.. Народы исчезнут, а людей Аллах сделает других, потому что не исполняем его волю!..

Люди останавливались, слушали, кто-то вскоре уходил, другие остались, завороженные его исступленно-страстной речью. Это в Европе полагаются больше на холодные доводы разума, а здесь часто решает напор, страстность убеждения, призыв к сокровенному в человеке… что с точки зрения науки вовсе не сокровенное, а обычно весьма низменное, однако это знает только крохотная группка, да и та помалкивает, чтобы любители прекрасного не забросали камнями.

Любители прекрасного по уровню такие же, как и здесь, в исламском мире, что очень любят забрасывать камнями все непрекрасное.

Пророк по виду очень неглупый человек и говорит то, о чем мы по большей степени не то что сказать, боимся даже подумать. Всем кажется, что так все будет и дальше, только машины крупнее, а морды шире, но пророк прав, мир станет совсем иным еще до прихода сингулярности.

Ингрид фыркнула:

– Сумасшедший!.. У нас таких в психушки сразу, а тут по улицам ходят…

– Богатая страна, – возразил я. – Даже по улицам такие, а у нас только в научно-исследовательских институтах.

Она посмотрела на меня с подозрением.

– Это такой прикол?

– Народы исчезнут, – подтвердил я. – А тебя в эру победного шествия глобализации не смешат попытки карликовых народцев отстаивать свою идентичность, свой язык, свои обычаи? Ну скажи, имеют ли шансы выжить, скажем, эстонский или латвийский языки, где населения по миллиону человек, из которых половина упорно говорит на русском и практически все владеют английским? И после этого эстонцы будут называть себя культурной нацией, цепляясь за свой язык, как берберы или бушмены?

– Бушменов уже нет, – напомнила она.

– Ну вот!

– Но и американцами не стали, – сказала она ядовито. – Теперь бушмены говорят на десятке языков и отстаивают идентичность наряду с прибалтийскими народами.

– Бушмены, – сказал я, – нам тоже не пример. В Тунисе девяносто девять процентов исповедуют ислам и говорят на арабском. Так что Туниса нет как Туниса, это часть единого арабского мира!.. Он исчезнет в числе последних.

Она сказала с вызовом:

– А какой останется?

– Никакого, – ответил я. Увидел недоумение в ее лице, пояснил: – Из существующих. Ну на фига сингуляру звуки, когда проще переговариваться радиоволнами, лучами, светом… Уж прости, но звуки – это язык животных.

Это нечесаный и лохматый пророк, подумал я с сочувствием, возможно, и слова такого, как «сингулярность», не знает, но чувствует приближение своим обостренным нутром, как животные узнают о приближении непогоды, землетрясений или даже вспышек солнечных пятен.

Только этот пророк обладает еще и обостренным умом, что позволяет делать какие-то выводы, а на их основании строить достаточно верные, хотя и совершенно сумасшедшие, с точки зрения нормального человека, прогнозы.

– Все равно сумасшедший, – сказала она независимо.

– Да, – согласился я. – Тунисский Курцвейл.

Я хоть и не блондин, совсем напротив, почти с такими же черными волосами, как у Ингрид, но кабинетная моя морда под знойным солнцем приобрела красноватый оттенок, дня через два начнет шелушиться и отслаиваться лохмотьями, а это сразу выдает пришельца из враждебной Европы.

Когда-то таких в Тунисе было много, туристы оставляли в отелях, магазинах и на разных развлечениях миллиарды долларов, теперь же сюда едут только безбашенные искатели приключений, остальные благоразумно предпочитают посещать более спокойные страны.