Мария Елифёрова - Двойной бренди, я сегодня гуляю

— Лет двести пятьдесят назад у вас был бы шанс увидеть нечто подобное, — сказала Лика. — На рубеже двадцатого — двадцать первого веков существовали довольно многочисленные нудистские движения. Были даже пробеги голых велосипедистов. Примерно в 2060-е годы это запретили.

— Из каких соображений? — с любопытством спросил Лаи.

— Как нарушение принципа равноправия полов. Поправка к Антидискриминационному Кодексу ООН.

— Лика у нас эрудит, — сказал Коннолли. — Я про такое и не слышал. Где ты это выкопала?

— Случайно, в одном старом журнале.

— А как это связано с равноправием? — Лаи, как всегда, испытывал потребность вникать во все детали.

— Очень просто. У нас не одобряется публичное напоминание о биологической разнице между мужчиной и женщиной. А когда люди не одеты...

Ни с того ни с сего Лика обнаружила, что барнардец не слушает её. Взгляд его тёмных влажных глаз был устремлён куда-то в сторону.

— Йее-иу... — тихо выдохнул он, и даже не зная его родного языка, можно было распознать в его голосе изумление. Лика проследила за направлением его взгляда, и всё, что она собиралась рассказывать о нудизме и Антидискриминационном Кодексе, вышибло у неё из головы.

По музейному залу катилась инвалидная коляска. Восседавший в ней человек держал спину прямо и красиво, как всякий барнардец; но такого старого барнардца Лика не видела даже в кино. Его обтянутая жёлтой пергаментной кожей голова казалась головой мумии, хотя с макушки всё же свисала жиденькая седая прядь (барнардцы не лысеют). Глаз почти не было видно под сухими приспущенными веками. На нём была синяя парадная офицерская форма; высохшую мочку уха оттягивала тяжёлая золотая серьга с драгоценными камнями, морщинистые руки в перстнях сложены на коленях, прикрытых шалью, и по тому, как была подоткнута шаль, было понятно, что у него нет обеих ног. За коляской, на шаг или два позади, следовала девушка в форме Республиканской Женской Гвардии Таиххэ — в коротеньком белом платье, обшитом голубой и золотой тесьмой, в белых сапожках, с голубой лентой на туго завитых кудрях. Коляска, конечно, была роботизирована, но всё же девушка внимательно следила за её ходом, время от времени направляя её лёгким касанием руки. Группа двигалась медленно и торжественно, и было что-то гипнотизирующее в шорохе колёс по узорному полу и в размеренном шаге девушки.

— Вик?.. — Коннолли вопросительно дотронулся до рукава Лаи. Тот был так поглощён открывшимся зрелищем, что ответил не сразу.

— Ветеран... — прошептал он, не отводя глаз. — Ветеран Ночного Щита... Ошибки быть не может — видишь серьгу? Не думал, что кто-то из них ещё жив...

Возникший из ниоткуда Доран застыл на месте, глядя на старика в коляске. Лаи коротко сжал локоть племянника и шепнул ему что-то. Доран приоткрыл рот от восхищения.

— Ночная Атака была последней межконтинентальной войной, — шёпотом сказал Лаи. — Фаар нанёс ракетный удар по Таиххэ... Но это было ещё до рождения моего деда.

— Сколько же ему может быть лет? — потрясённо спросила Лика, кивнув в сторону офицера.

— Наверное, восемьдесят. Ночная Атака случилась шестьдесят два года назад...

Лика испытывала волнение и вместе с тем неловкость. На Земле даже в древние времена, когда не многим удавалось дожить до восьмидесяти, в этом не видели ничего феноменального. А в XXIV веке смерть в девяносто лет считалась безвременной. Правда, год на Барнарде немного длиннее, чем на Земле, но всё же... Ещё больше смущала её коляска. Земляне пользовались колясками только в случае тяжёлых поражений двигательной системы; старик же, судя по его позе, был вполне здоров, несмотря на дряхлость — на Земле ему бы просто поставили протезы из биополимеров. Столь откровенное проявление немощи в глазах земной культуры вызывало в лучшем случае жалость, в худшем — было сродни непристойности. Но этот человек нёс свою немощь с такой гордостью, как будто она сама по себе была его боевым орденом.

— Вик! А девчонка ему кто — наверное, правнучка?

— Не исключено. Но скорее всего, она просто получила право сопровождать его — в награду за какую-то заслугу.

Ветеран в коляске и девушка были уже в нескольких шагах от них. Лаи повернулся к ним лицом и почтительно скрестил руки — одну поверх другой — на узле шейного платка, как было принято здесь по штатскому этикету. Доран по мере возможности постарался принять ту же позу, хотя платка на нём не было. Лика не знала, что ей делать, и машинально просто вытянула руки по швам, и вконец сбитый с толку Коннолли последовал её примеру, а не Лаи.

Коляска поравнялась с ними. Девушка бросила взгляд на неподвижных наблюдателей — взгляд до странного приветливый, тёплый. Офицер медленно повернул в их сторону иссохшую, но всё ещё прямо державшуюся над синим расшитым воротником мундира голову и тоже посмотрел на них.

На увядшем морщинистом лице, больше похожем на лоскут покоробившейся кожи, вдруг раскрылись неожиданно живые и яркие чёрные глаза. Это было и жутко, и красиво — как если бы куча гнилых прошлогодних листьев вдруг заворчала и обернулась пятнистым леопардом. Улыбаясь одними глазами — у него давно уже почти не осталось лицевых мышц, — престарелый воин поднял руку и двумя пальцами коснулся своего седого локона чести.

Следовавшая за коляской девушка вскинула руку в приветствии Женской Гвардии, отставив локоть под прямым углом. На мгновение задержавшись перед безмолвно стоящими археологами, неразделимая в своей скульптурности группа двинулась дальше.

— Вот это да... — Коннолли выглядел притихшим. — Это они... нам?

— А то кому же, — сказал порозовевший и взбудораженный Лаи. С Дорана слетел весь хмель; глаза его горели восторгом, как у дошкольника. Смысл слов Коннолли был понятен только Лике. На Земле военные не салютовали штатским. Разве только правительственным боссам на больших парадах. Но уж никак не трём археологам и одному подвыпившему студенту, случайно встреченным в музее.

Марс, экспедиция D-12. 8 ноября 2309 года по земному календарю (9 сентября 189 года по марсианскому)

Мэлори пробежал глазами файл с лабораторным отчётом, открыл другой, взглянул на оба и потянулся к термосу. Отчёты были составлены Лаи, это было видно за километр, даже если не глядеть на юзер-паспорт. Он излагал сведения настолько скрупулёзно и подробно, насколько вообще не было принято в экспедиции. Да ещё и на роскошном, старомодном английском классической научной литературы, со всеми этими "немаловероятно" и "представляется возможным, что". И не надоело ему умничать, подумал Мэлори. Он более внимательно проглядел отчёт, убедился, что исправлять там нечего, и ограничился тем, что старательно истребил дурацкое слово "немаловероятно". Затем закрыл файл и откинулся на спинку кресла.