Мария Елифёрова - Двойной бренди, я сегодня гуляю

Мэлори выпутался из комбинезона и стал его сворачивать.

— Могу я вас спросить, что представляет собой двадцать пятый квадрат? — учтивость Лаи была настойчивой. Мэлори наконец обратил на него взгляд.

— А я могу поинтересоваться, зачем вы копаетесь в наших файлах?

— Простите, Артур, но этот файл лежит в открытом доступе, — невозмутимо ответил Лаи. — Он в разделе общего пользования.

Поняв, что ляпнул полную ерунду, Мэлори угрюмо запихнул комбинезон в настенную ячейку. Его промах вызвал в нём досаду — и на себя, и на Лаи, терпеливо ожидающего ответа.

— Ничего особо интересного там нет, — отмахнулся он. — Несколько холмов. Некоторые думают, что под ними постройки. Всё равно у нас нет времени ими заниматься.

— Я мог бы слетать туда на разведку, — предложил Лаи. — Это займёт всего каких-то полдня. Если вы только дадите мне ключ от машины...

— Не тратьте времени на прожекты, Виктор. У нас и так работы невпроворот. Лучше помогите нам разобраться с этими захоронениями.

Мэлори вышел в медиа-зал. Как был, в комбинезоне, Лаи последовал за ним.

— А если там обнаружится информация, способная пролить свет на наши находки?

— Может, обнаружится, а может, и нет. Мы же не забрасываем этот квадрат — мы оставляем его на следующую экспедицию.

Он оглянулся на Лаи.

— И снимите, наконец, комбинезон. Вы его извозите.

Барнарда, 14 декабря 2309 года по земному календарю.

— А вы имели успех, — сказал Лаи, обмахиваясь программкой заседания. — Заметили, как вас слушали?

— Да уж, — Лика закашлялась, прочищая горло. — Никогда не приходилось так долго вещать на маорийском. Чувствуешь себя оперной певицей.

— Вас должно утешать то, что для многих наших докладчиков это ещё труднее, — яркие глаза Лаи на мгновение задержались на ней. Лика снова ощутила непривычное смущение.

— Во всяком случае, — сказала она, чтобы одолеть эту помеху, — не такая уж и глупая идея — цветочный венок, когда читаешь доклад по-маорийски.

— Для меня с самого начала было очевидно, что у вас есть чувство стиля.

К ним присоединились Коннолли и Доран, возвратившиеся с фуршета. Доран был всё в той же апельсиновой рубахе, заметной даже среди барнардских официальных костюмов. Щёки его горели — не понимая ни слова ни по-английски, ни на маори, он тем не менее превосходно понял намерение Коннолли выпить с ним за знакомство. Надо полагать, Патрик подошёл к этой задаче не чисто формально, так как Доран пребывал уже в довольно обаятельном виде.

— Hi! — воскликнул Доран, в один приём израсходовав весь свой запас земных слов. Лика подозрительно глянула на него.

— High indeed. Патрик, тебе не кажется, что вы перестарались?

— Лика, не пуританствуй, — ответил Коннолли. — Если принимающая сторона ставит выпивку, то уж наверно не для декорации.

— Вы оба ненормальные. Виктор собирался показать нам музей...

Лаи поймал хохочущего Дорана за плечи.

— Ничего страшного, — он на несколько секунд притиснул племянника к себе. Выглядело это довольно несуразно, так как Лаи-младший был сантиметров на пять выше старшего. — Доран вполне адекватен. Для того, чтобы его выставили из музея, ему нужно столько, сколько ни на одном фуршете не дадут.

— Ну да, — с сомнением проронила Лика. Лаи отпустил Дорана, дав ему напоследок любовный тычок в спину.

— Пойдёмте смотреть музей.

Университет соединяла с музеем крытая стеклянная галерея, дугой пролетавшая над внутренним двором. В музее она резко изгибалась и переходила в открытый балкон, который обтекал музейный зал по всему периметру. Архитектурный стиль балкона чем-то напоминал Гауди. С высоты его открывался вид на центральный зал музея. Там размещалась коллекция скульптуры.

— Отсюда обзор лучше всего, — сказал Лаи, подходя к перилам. — Но, если вас заинтересуют какие-то конкретные экспонаты, можно спуститься.

— Да не мешало бы, — Коннолли поглядел вниз. — Маловаты для того, чтобы любоваться издали.

— Успеем спуститься, — недовольно ответила Лика. — Я отсюда хочу взглянуть.

Язык у Патрика и без вина хуже спортивного комментатора, подумала она — вываливает всё подряд, так что не знаешь, куда деваться. Барнардские статуи действительно были невелики — самая большая из них едва на голову превышала рост среднего барнардца. Благодаря постаментам они возвышались над посетителями, прогуливавшимися в зале, но вкус к монументальности в них напрочь отсутствовал. Похоже, он был в принципе чужд барнардцам. Большинство статуй были из дерева или керамики — камня было очень мало, а металл отсутствовал вовсе. Возможно, это объяснялось нехваткой металлических руд на Барнарде — расходовать тонны железа, меди и алюминия на статуи было здесь непозволительным расточительством. А может, дело было в своеобразии эстетических пристрастий барнардцев. Позы статуй были лёгкими и элегантными, черты лиц и складки одежд тщательно отделаны. Очутись здесь "Давид" Микеланджело, он показался бы слоном в посудной лавке, подумалось Лике.

— А вот и наш друг Науит, — Лаи указал в правую часть зала. Фигуру в доспехах Лика узнала мгновенно. Она не заметила её раньше потому, что статуя была не такого цвета, как в парке. Парковая реплика была сделана из какого-то серо-зелёного материала вроде бетона; оригинал оказался терракотовым, приятного светло-коричневого оттенка. И он был меньше.

— Давайте спустимся, — взволнованно сказала Лика. Ей не терпелось рассмотреть статую поближе. Все четверо двинулись по лестнице, сбегавшей с галереи в зал, причём Доран перепрыгивал через две-три ступеньки. Один раз Лаи даже пришлось придержать его за пояс, потому что он едва не поскользнулся.

— Будешь проводить научное сопоставление с Тарасом Бульбой? — задиристо бросил Коннолли. Ему совершенно не хотелось подходить к этой статуе — она напомнила ему об утреннем инциденте, и он удивлялся, зачем это нужно Лике. Он-то не был свидетелем злосчастного эпизода, и всё равно ему сделалось не по себе при виде коленопреклонённого Науита.

Лика не обратила ни малейшего внимания на его попытку съязвить; она приблизилась к статуе вплотную и жадно изучала её.

— Так это подлинник? — на всякий случай спросила она. Лаи подтвердил кивком. Она обошла вокруг статуи и остановилась с другой стороны.

Теперь она понимала, почему Лаи так пренебрежительно отнёсся к статуе в парке. Парковая была современным слепком, и довольно грубым. Здесь же тёплая золотисто-коричневая керамика была до последнего квадратного сантиметра с любовью заглажена пальцами мастера — то, что именно пальцами, Лика поняла сразу, потому что глина во многих местах сохранила узоры его отпечатков. Только волос и усов коснулся резец, процарапав извивы тончайших штрихов. Между подкрашенных чёрным бровей лежала глубокая морщина, рот печально сжат, пальцы сплетены на рукояти меча. Почему у него такое лицо? Лика сделала ещё полшага в сторону и увидела тщательно вылепленный длинный рубец на голове. Вот, значит, что, он ранен...