Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

– У меня есть только руководства и учебники из министерства здравоохранения, – еле слышно пробормотала Изиэзи.

– Нет, я имела в виду книгу, которую могла бы почитать у себя в комнате перед сном, – пояснила Сати.

– Ах! – На этот раз мина взорвалась прямо под ногами. Воцарилось молчание. – Йоз Сати, – прошептала потрясенная Изиэзи, – но книги…

И снова повисло тяжкое молчание.

– Не бойтесь, я совсем не хочу подвергать вас ненужному риску, – прошептала в ответ Сати, удивляясь тому, что и сама испуганно шепчет.

Изиэзи только плечами пожала: риск? Ну и что? Все на свете – сплошной риск!

– Этот Советник, похоже, меня преследует! – сердито пожаловалась Сати.

Изиэзи молча покачала головой: ах, нет, нет!..

– Они часто приходят на наши занятия, – сказала она уже громче. – Но это ничего. У нас есть человек, который следит за дверями и вовремя включает свет. И тогда мы сразу… – Изиэзи устало взмахнула руками и пару раз ударила кулачками несуществующего врага: раз-два!

– Скажите, йоз Изиэзи, а каково наказание?

– За что? За то, что мы делаем старинные упражнения? За это могут отправить на профилактику. Или лишить лицензии. А может быть, просто заставят пойти в префектуру или в школу и засесть там за учебники.

– А если книгу найдут? Если узнают, что ты читаешь книги?

– Э-э-э… Старые книги?

Сати кивнула.

Изиэзи отвечать не спешила; долго сидела в своем кресле, нахохлившись и глядя в пол, потом наконец прошептала:

– Могут быть большие неприятности.

Сати стояла с нею рядом. Свет за окнами уже померк, и лишь отвесная стена Силонг светилась на фоне темных небес приглушенным ржаво-оранжевым светом. А над этой стеной высилась, все еще ярко горя золотым огнем, острая вершина великой горы.

– Но я знаю старинную письменность и умею читать старинные книги! – страстно заверила Сати свою хозяйку. – И я очень хочу побольше узнать о ваших старинных обычаях и многому у вас научиться. Но я, разумеется, совсем не хочу, чтобы вы из-за меня потеряли лицензию! Может быть, вы могли бы послать меня к такому человеку, для которого риск не столь велик? Который не является, скажем, единственным кормильцем в семье? Которому не нужно содержать юного племянника?

– Акидан? – с каким-то странным выражением переспросила Изиэзи и как будто встрепенулась. – О, Акидан может отвести вас прямо к самым корням! – И тут она все-таки хлопнула одной рукой по подлокотнику кресла, а другой – себя по губам. – Слишком уж много всего запрещено! – пробормотала она, не отрывая пальцев от губ и посматривая на стоявшую рядом Сати почти лукаво.

– И забыто?

– Люди помнят… Люди знают, йоз. Но сама я почти ничего не знаю. Сестра моя знала. Она была образованная. Я – нет. Но я знаю кое-кого… из образованных… Вот только как далеко вы хотите пойти?

– «Куда бы милостивые провожатые мои ни повели меня», – сказала Сати. Это была фраза не из «продвинутого курса» грамматики, а из той книги, от которой при пересылке осталось всего несколько страниц, с той самой страницы, на которой изображен был человек, удивший рыбу с горбатого мостика, а под рисунком сохранились стихотворные строчки:

– Ах! – промолвила Изиэзи. Нет, это не «мина» взорвалась: она просто протяжно вздохнула.

Но ведь если Советник будет продолжать за ней следить, то она никуда не сможет пойти, ничего не сможет узнать без ущерба для местных жителей! Мало того, она и сама может попасть в беду. А он здесь определенно для того, чтобы следить за нею. Да он, собственно, так и сказал ей, просто надо было сразу прислушаться к его словам. Как же много времени ей понадобилось, чтобы наконец уразуметь: чиновники Корпорации не путешествуют на паромах! У них нет на это времени; они пользуются авиатранспортом Корпорации. В очередной раз ее подвела нелепая убежденность в собственной незначительности; именно это помешало ей понять, зачем столичному Советнику понадобилось плыть на пароме в Окзат-Озкат, помешало вникнуть в смысл его предупреждений.

Не прислушалась она и к словам Тонга Ова об очень важной роли, которую она, Сати, играет, обозначая присутствие Экумены на планете Ака, вне зависимости от того, нравится ей эта роль или нет. Да и Советник внушал ей – а она не слушала, не слушала! – что Корпорация уполномочила его всячески препятствовать Наблюдателям Экумены, а значит, и ей, Сати, вести расследования по выявлению сущности реакционных настроений в обществе и «гнилой идеологии прошлого».

Собака, роющаяся в могиле, – вот как он ее себе представляет! «Держи подальше пса, что с людьми дружит, не то из могилы он выроет все наружу…»

– У тебя англо-индийские корни, – говорил ей дядя Харри, сверкая яростными и одновременно печальными глазами из-под седых кустистых бровей. – Ты должна знать и Шекспира, и «Упанишады». Ты должна знать Бхагават-гиту и поэтов Озерной школы!

И она знала. Она знала поэзию даже слишком хорошо; знала слишком много стихов, слишком много горя и вообще всего слишком – куда больше, чем нужно было бы знать нормальному человеку. И она решила постараться стать невежественной. Отправиться в такое место, где не знала бы ничего, ничего не понимала бы. И ей это удалось! Да еще как удалось!

После долгих и печальных раздумий в своей тихой и уютной комнате, после многократных приступов тревоги и нерешительности, после нескольких дней полного отчаяния она все же послала Тонгу Ову свой первый отчет – который, как бы случайно, наверняка попал также в управление общественным порядком, в министерство социокультуры и бог его знает в какие еще учреждения Корпорации, всегда перехватывавшие всю корреспонденцию, приходившую в офис Тонга. Сати понадобилось два дня, чтобы написать две странички отчета. Она описала в нем путешествие на пароме, город Окзат-Озкат и его окрестности, упомянула о новых великолепных кушаньях и дивном горном воздухе. И под конец испросила разрешения немного продлить свои каникулы, оказавшиеся не только чрезвычайно приятными, но и очень познавательными, хотя и пожаловалась, что ей несколько мешает излишняя опека одного столичного чиновника, который всячески препятствует ее общению с местными жителями.

Корпоративное правительство Аки, вынужденное все и вся держать под жестким контролем, всячески стремилось тем не менее доставить удовольствие своим гостям из Экумены и произвести на них благоприятное впечатление. Старалось СООТВЕТСТВОВАТЬ – так сказал бы дядя Харри. Посланник Экумены весьма ловко использовал этот второй мотив в поведении своих гостеприимных хозяев, стараясь с его помощью несколько расширить удушающие рамки первого. Однако письмо Сати могло создать Тонгу некоторые проблемы. Ему и так уже позволили послать своего Наблюдателя в районы, населенные примитивными аборигенами, и совершенно естественно, что для наблюдения за Наблюдателем они отрядили опытного чиновника.