Юрий Никитин - Скелет в шкафу

Те, кто не научился видеть эти восходящие потоки, либо вымерли, либо остались мелкотой, а человек хоть и рожден для полета, но все же птица без перьев да еще с плоскими ногтями, это ему и не нужно, разве что в жаркий день видим, как над головой идущего человека пляшут в столбе поднимающегося от макушки горячего воздуха мелкие комарики-толкунцы, а потом, присмотревшись, можем заметить, что воздух над головой человека слегка дрожит и размывает очертания предметов.

Разницу в температуре я начал улавливать только здесь, без термометра могу сказать не только, на каком делении остановился столбик термометра в воздухе на свету и в тени, но и насколько прогрелась земля, стена, обшивка автомобиля…

– О чем мечтаешь?

Голос наглый и противный, хотя я за это время почти успел пересчитать все звезды в нашей вселенной и мог бы начать считать атомы.

– Если скажу, – ответил я, – что не о тебе, сильно обидишься?

– Рассвирепею, – пообещала она.

– Только не бей, ладно? – попросил я. – Науку и так всегда угнетают. Бруно сожгли, Галилея на коленях заставили отрекаться, меня чесать отказываешься…

– Что? А чем все это время занималась?

– Какие-то полчаса, – сказал я недовольно, – разве это хорошая работа? Это халтура, а не чес. Нужно с чувством, с азартом, но нежно и чувственно.

– Надеюсь, – сказала она, – на блокпостах не сидят в очках ночного видения.

– Пройдем распадками, – успокоил я. – Можешь поспать.

– А ты?

– Но мы же партнеры!

Она закрыла глаза и сделала вид, что засыпает. Я выждал, занятый в виртуальном мире своими мышками, а когда ночь перевалила через гребень, выждал еще чуть и легонько потрогал за теплое плечо Ингрид.

Она тут же распахнула огромные глаза.

– Что, снова?.. Ах, уже полночь…

– Пора, – сказал я с сочувствием. – Остался только гражданский долг…

– Да иди ты… Я готова.

– Сперва проснись, – посоветовал я. – Привыкни к темноте. Глаз полностью адаптируется за сорок пять минут, но и пяти хватает, чтобы проблыматься… Топай за мной, но не топай, смотри под ноги.

– Дорогу запомнил?

– Не так хорошо, как твои вторичные, но все-таки… Пошли!

Пригибаясь, останавливаясь и прислушиваясь, мы осторожно двинулись в сторону полуразрушенных, а где и разрушенных полностью домов. Я постоянно сверялся со спутниковыми снимками, все в сероватых тонах, но в инфракрасном диапазоне люди проступают багровыми точками, даже если недвижимы и в густой траве.

Я пробормотал:

– Что-то ночных клубов не видать… Пора бы нам уже наткнуться, город достаточно разнуздан… Чтоб со стриптизом, танцами у шеста, голыми девками, кокаином и азартными играми…

Ингрид сказала холодно:

– Чего вдруг?

– Да так, – сказал я недовольно. – Как-то показалось вот… что надо обязательно зайти в ночной клуб, выпить элитного виски, иначе ничего не получится… Как-то неполно…

– А ты какое пьешь?

– Вообще не пью, – вздохнул я.

– Тогда идем мимо, – ответила она неумолимо. – Интеллигент хренов.

– Боишься, – сказал я понимающе, – что там тебя все узнают? Как бывшую элитную танцовщицу у шеста? Для меня станцуешь?

– Если освободим внучку, – ответила она.

Луна снова высунулась из темного облака, тут же залила злым призрачным светом неопрятную траву и где глиняные, где каменные стены остатков зданий.

Ингрид вжалась в землю, часовые в это время как раз и просматривают все на своем участке, но как только луна перебежала под темную мантию другого облака, Ингрид тоже вскочила и, сильно пригибаясь, я бы так не смог, побежала за мной.

Я заметил, что хотя она ступает бесшумно, двигается как тень, но то и дело старается держаться так, чтобы прикрыть меня даже своим телом, как бы я полный слабак, а она вот крутой мужчина.

Я сказал шепотом:

– В домах тоже могут быть сторожевые посты. Или хотя бы располагаться боевики.

– Можем ползком, – предложила она. – Я обучена.

– Я нет, – отрезал я. – Что делать, я из благородных. Голубая кровь, белая кость. Ни за что не стану ползать на брюхе, если нет острой необходимости.

– Свинья, – сказала она. – Как будто я стану ползать, если не будет необходимости!

Я ответил отстраненно:

– Да кто вас, профессионалов, знает… Погоди чуть. Дай прислушаться.

Она затихла, я тщательно просматривал землю с высоты спутников, зумил до предела, пока крупные пиксели не заполняли поле зрения целиком, отодвигал, всматриваясь в багровые точки.

– Мой острый нюх говорит, – сказал я, – что вон там лисья нора, а левее пробежал зверек покрупнее… Что за дурак, по ночам бегает… Дня ему мало.

– Это ты дурак, – шепнула она злорадно. – Звери как раз ночью и охотятся.

– Сумасшедшие, – сказал я. – Романтики… А люди только вон в том доме, что слева.

– Берем правее?

– Да, – ответил я. – Нас заслонят руины вот тех двух, дальше вообще что-то вытянутое, то ли школа… зачем она халифату, то ли цех для переработки грецких орехов… Или наркоты. Долой тиранию с ее запретами! Наркоту всем и без ограничений!

Она прошипела:

– Над этим не шутят.

– Правда? – спросил я. – Сейчас над чем только не шутят. Перевешал бы всех… Чтоб не конкурировали. Та-а-ак, выдвигаюсь…

Она шепнула:

– Как там?

– Чисто, – ответил я. – Давай сюда!

– Как ты видишь в темноте?

– Есть такое заболевание, – сообщил я, – потом посмотришь в Вики.

– Хорошее заболевание, – сказала она. – Хочу и себе такое.

– Да? – спросил я с сомнением. – Только вот на потенции сказывается.

Она фыркнула.

– Врешь. Почему на тебе не сказалось?

– Правда? – спросил я. – Ты мне льстишь, но все равно приятно.

В одном из домов с выбитыми дверьми и окнами увидели трепещущий свет огня, кто-то развел костер, а когда тихонько прокрадывались мимо, услышали заунывную резкую музыку.

– Любители приключений, – сказал я с неодобрением. – Гранату туда бросить, что ли?

Она зашипела:

– Ты чего?.. У нас что, гранаты есть лишние?

– Да так, – ответил я. – Чего веселятся, когда я вот ногу ушиб, а ты маникюр поцарапала…

– Не будь таким злым.

– Надо, – ответил я со вздохом. – Добро должно быть с кулаками, и пользоваться им постоянно. Добро нужно нести в массы!.. Эх, не понимаешь…

Она буркнула:

– Не всем выпало несчастье заниматься наукой. Есть и счастливые люди.

– Истребить, – ответил я с решимостью. – Счастливые люди – гири на ногах прогресса. Счастливые только лежат и слюни пускают. А прогресс двигают злые и недовольные.

Блеснул свет, из-за дальних домов вынырнула машина, ослепив нас дальним светом фар, пронеслась в нашу сторону, Ингрид напряглась, готовая стрелять, я сказал предостерегающе:

– Тихо. Присядь, проедут мимо.

– Откуда знаешь?