Александр Денисов - Гексаграмма № 63

Ничего странного я в новом соседе не заметил, но решил поддержать интригу, как выражалась мама, когда слушала по радио какой-нибудь спектакль, и зловеще прошептал:

– Заметил. А ты?

Мишка почесал в затылке.

– Нет, – сказал он. – Не заметил. А что ты увидел?

Всегда попадаюсь на его удочку! Сколько лет дружим, а не могу привыкнуть. Но, как говорит бабушка, назвался груздем – полезай в кузов.

– Все. Все в нем очень странно.

На удивление, Мишку ответ устроил. Он дернул меня за рукав:

– Пошли за ним.

Выходить из затененного двора на пропеченную солнцем улицу не хотелось. Но мне и самому стало интересно. А вдруг – шпион? Как в «Ошибке резидента»? И сейчас, быть может, резидент совершает ошибку, которая выдаст его с головой. Но, как назло, никого из бдительных граждан рядом не окажется, чтобы сообщить сотруднику НКВД. Конечно, для десятиклассника играть в шпионов – не по возрасту. Но и дуреть от летнего безделья надоело.

В молочном прохладно пахло молоком и влажным прилавком. Продавщица скучала, а Николай Николаевич внимательно рассматривал стоящие перед ним бутылки. Литровые – с молоком. Полулитровые – с кефиром, ряженкой, совсем маленькие баночки – со сметаной.

– Это что? – он показал на литровую бутылку.

– Молоко, – сказала продавщица.

– А это?

– Кефир.

– А…

– Ряженка, – не дожидаясь вопроса сказала продавщица. – Гражданин, что брать будете?

Мы с Мишкой переглянулись. Вот! Вот оно!

– Все, все буду брать, – сказал Николай Николаевич. – У них и крышечки разные… – пробормотал он себе под нос, рассматривая бутылку с ряженкой.

Неловко загрузив в авоську бутылки, Николай Николаевич направился в булочную, где так же долго рассматривал лежащие на лотках булки, бублики, кирпичи черного хлеба, а в витрине прилавка – упаковки вафель и россыпи сухарей. От запаха свежего хлеба нам с Мишкой захотелось есть. Мы не удержались и купили по бублику, благо в карманах как раз завалялось два пятака. И для маскировки хорошо. Мы что? Мы бублики покупаем. А то, что тут Николай Николаевич оказался, – просто случайность.

Выйдя из хлебного и доедая бублики, мы уселись на поребрик, думая, что новый сосед отправится домой, но не тут-то было. С полной авоськой, которая почти скребла асфальт, потому как туда добавились булка, хлеб и кулек сухарей, он отправился дальше вдоль нашего дома в магазин спортивных товаров.

Мы с Мишкой переглянулись. Одна и та же мысль возникла у нас – Таня!

Чем хорош август – тем, что в магазине «Спорттовары» появляются молоденькие продавщицы. Наши ровесницы из торгового техникума, которые проходят там практику. Таня – одна из них. Самая симпатичная. Когда Мишка зачастил в «Спорттовары», я и вправду поверил, что он решил над мышцами поработать. Эспандер купить. Гантели. Но когда я взялся ему в этом деле помогать, то сообразил – дело не в мышцах. А в Тане. На которую Мишка косился, как конь на овес. Гантель берет, примеривается, а сам – на прилавок смотрит, за которым Таня стоит. Когда я ее в первый раз увидел, она мне не слишком понравилась. Худенькая чересчур. Будто голодала. Но потом… То ли Мишка так на меня повлиял, то ли я сам, в общем, не проходило и дня, чтобы мы в этих «Спорттоварах» что-нибудь не выбирали. То лодку резиновую, то удочки, то штангу, то перчатки боксерские.

Мы опоздали. Когда, запыхавшись, ввалились в магазин, оказалось, что новый сосед даром время не терял, а, облокотившись на прилавок, о чем-то беседовал с Таней. Таня улыбалась и кивала. Мишка рванул к прилавку, но я его удержал. Никакой конспирации! Не хватало еще выдать себя с головой!

Мы принялись расхаживать по магазину, одновременно наблюдая, как Таня выкладывает перед Николаем Николаевичем удочки, сачки, леску, крючки. Тот все внимательно рассматривал, качал головой, откладывал. Самое большое внимание его привлек сачок. Он и так примеривался, и этак, будто не на рыбалку, а за бабочками собрался.

Сачок он все же купил. Тут и настал момент истины. По-хорошему, следовало продолжить слежку, но у Тани следовало выяснить – о чем они так мило разговаривали?

– Иди за ним, – хмуро бросил Мишка. – А я с Таней словечком перекинусь.

– С какой стати? – не менее хмуро сказал я. – Иди ты, а с Таней и я поговорить могу.

В общем, чуть не поссорились. Прямо там, в магазине.

В парадном не пахло ничем. Даже смертью. И тем более – мочой и фекалиями. Фекалиями… Муравей попытался улыбнуться собственной интеллигентности. Он полз на второй этаж по широкой лестнице. Как самый настоящий муравей. Если только муравьи могли существовать в таком адском холоде. И голоде. Засунутая в карман пальто рука слабо сжалась. На том месте, где теперь пустота. Ничего. Ни крошки от ста двадцати пяти граммов хлеба. Вязкого, словно глина. То, что полагалось ему как научному сотруднику Музея естествознания. Как хранителю кита.

– Зачем вы это сделали?

Голова кружилась, и Муравью показалось, что голос раздается прямо в звенящем от пустоты черепе.

– Зачем вы это сделали? – повторил голос. – Ведь она все равно умрет. А у вас еще есть… был шанс выжить.

Вопрошающий сидел на ступеньке и не смотрел на Муравья. Казалось, что он и не к нему обращался, а говорил в промежуток между стойками перил.

– Что? – сил не осталось, но проклятая интеллигентность заставляла открывать рот. Тратить последние крохи сил. Хотя, если подумать, зачем ему эти крохи? Подняться в комнату, упасть на кровать и умереть? Это можно сделать и здесь. В ходе содержательной и дружеской беседы с незнакомцем.

– Вы отдали девочке весь свой хлеб, – терпеливо сказал незнакомец. – Она его не сможет съесть и сегодня вечером, – он посмотрел на запястье, которое охватывал массивный браслет, – да, сегодня вечером она умрет. Ваша жертва напрасна.

«Сумасшедший, – подумал Муравей. – Голод и холод доводят людей до сумасшествия. Или он хотел, чтобы этот хлеб достался ему?»

Незнакомец протянул к Муравью ладонь, на которой что-то чернело. Размером со спичечный коробок.

Хлеб!

– Возьмите. Ей он не понадобится, поверьте.

Муравей крепче ухватился за перила. Голова кружилась сильнее. Хотелось тоже присесть на ступеньку и отдохнуть. Но он знал – этого делать не следует. Ледяной мрамор вытянет из тела последние крохи тепла. Как он вытянул из многих других соседей, которые тоже поднимались к себе в комнаты и решали немного передохнуть. А потом заледенелые трупы долго чернели на ступеньках, пока не приходила похоронная команда и не выносила их прочь.

Головокружение немного утихло. Муравей отпустил перила, оперся другой рукой о стенку и продолжил подъем, обойдя незнакомца. Пусть сидит.