Татьяна Трунова - Стремянка в небо

- Да, собственно, ничего, - пожал плечами тот. Он потряс фляжку и, недовольно пробормотав "все вылакал, мог бы и побольше оставить", сам к ней приложился. - Веди обычную жизнь. А когда придет время - скажем, дней через шесть, чтобы не выглядеть слишком торопливыми - пойдешь на корабль и гордо скажешь "да" контакту плюс озвучишь некоторые наши предложения. Рустем не сомневается в утвердительном ответе. Он прекрасно осведомлен, что человек - существо социальное, что общество, частью которого человек является, все равно на него повлияет, хочет он того или нет. К тому же, влиять можно по-разному. Невинная фраза, взгляд, вовремя попавшаяся на глаза книга.... Телевизор, в конце концов, из которого прямым текстом кричат, что делать нужно так и никак иначе.

- А Рустем знает, что вы, так сказать, двойной агент? - поинтересовался парень. - И потом, вы сами говорили, что на одном поле срать с ними не сядете, такие они коварные и аморальные.

- Аморальные и коварные, да. Но выводов из этих слов я никаких не делал. Не нужно мне их приписывать - недовольно поморщился Антон Павлович. - А вот сейчас делаю: Невозможность выйти за границы схемы поведения делает их уязвимыми.

- Чего?

- Говорю, нельзя быть лживым постоянно. Лживость, возведенная в ранг достоинства нации, превращается в недостаток, потому что запрещает хоть иногда быть искренним, тем более, что искренним быть трудно. Это ограничивает возможности. А впрочем, не бери в голову, - он улыбнулся так хищно, что Петя помимо воли Рустема пожалел. Бедный, наивный инопланетянин наверняка воображал себя гением коварства, а может, даже таковым и являлся. Однако против выучеников КГБ было ему, как до Луны пешком. Пусть они даже не КГБ, а ФСБ.

- Да, то что я двойной агент, Рустем не знает и знать ему не обязательно, - предупредил Антон Павлович. - Не надо пугать потенциального клиента.

- В общем, - Антон Павлович поднялся, завершая разговор, - ты меня понял. Живи, как живешь, а инструкции получишь позднее.

- А как же с работой? - поинтересовался Петя. - У меня отгулы завтра кончаются.

Антон Павлович посмотрел на него, как на сумасшедшего:

- Какая тебе сейчас работа? Ты сейчас самая большая ценность страны, которую охраняют лучше, чем президента.

Петю это не впечатлило.

- Кушать-то я что буду?

- На довольствии ты, в том числе и денежном.

- А стаж? - продолжал допытываться парень.

- Идет. Ты теперь являешься сотрудником нашего ведомства. Согласись, это лучше, чем разнорабочим на консервном заводе. И зарплата другая. Небольшая, правда, по московским меркам, но все равно больше.

- Сколько? - жадно поинтересовался Петя.

- Тридцатник.

- Ого! - парень замолчал, обдумывая блестящие перспективы.

- Все? Вопросов больше нет?

- А крышу перекроют за казенный счет?

- Перекроют, перекроют, - уже несколько раздраженно ответил Антон Павлович. - Иди уже.

И тут же хлопнул по лбу:

- Совсем из головы вылетело! Постой-ка.

Петя, который уже совсем собрался уходить, с интересом повернулся.

Антон Павлович копался в своей необъятной кожаной сумке и бормотал:

- Где же он у меня был... Был же, помню.

Наконец, после нескольких минут поиска на свет появилась помятая коробка. Коробка, несмотря на помятость, была красивая, с изображением серебристого телефона и иностранными надписями, которые выглядели до жути загадочно.

- На, это тебе.

- Спасибо, - Петя нерешительно взял подарок.

- Раскрой, раскрой, не стеснялся.

Все еще нерешительно парень раскрыл коробку и вытащил оттуда аппаратик, точно такой же, что и изображенный на боках коробки. Аппарат, шириной в ладонь, на первый взгляд, состоял из одного дисплея и был тонок, как тетрадка в сорок восемь листов.

- Крутая штучка, - парень покачал невесомую игрушку в руке.

- Спутниковый, - пояснил Антон Павлович. - В вашем медвежьем углу дополнительные вышки сотовой связи поставят еще не скоро, поэтому будем общаться через спутник. Таскай всегда с собой, понял?

- А как..., - заикнулся парень.

- Инструкция в коробке. Разберешься, не маленький.

- А теперь иди. Отдохну в тиши и одиночестве, - и с этими словами и вздохом облегчения он обрушился на ту самую удобную кровать и принял горизонтальные положение.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

После пролившегося дождя было зябко и сыро, однако развиднелось, и звезды, пронзительные сентябрьские звезды, стали серебряными. Они глядели на деревню сквозь кроны деревьев и казались светящимися цветами, которые к ночи распустились на ветвях. Это было красиво. Петя, аккуратно спускавшийся по металлическим ступенькам скорой с коробкой в руках, замер, глядя в небо, отчего едва не загремев на асфальт.

- Тьфу ты черт! - уже более осторожно он спрыгнул вниз и снова задрал голову. Небо не отпускало от себя. Оно дразнило, звало за собой, обещая вытащить занозу неправильности происходящего, которая застряла в голове после разговора с чекистом и смотрителем заповедника в одном флаконе. Неправильность это заключалась в том, что при внешней очевидности решение порадеть за родную державу являлось ошибкой, платить за которую пришлось бы ценой не малой. Он пытался понять, почему это так, но внятного ответа не находил. Мало того, интуиция твердила, что ошибившись в выборе можно было навсегда погрузиться в яму сожалений без права выбраться наверх. Он не хотел мучиться сожалениями всю жизнь.

Небо смотрело, небо обещало отгадку. Казалось еще чуть-чуть, и вот оно - понимание. Но ничего не получалось. Наконец, Петя плюнул на попытки понять, и принялся смотреть в подмигивающую мириадами звезд бездну просто так, потому что красиво. Яркие огоньки теперь, после рассказа Антона Павловича, ассоциировались у него с множеством домов инопланетных рас, разбросанных тут и там, и светящих в темноте вакуума теплыми огоньками окон.

Точно также светили в ночь огни соседской деревни Чуры, что на горе. Во времена, кои Петя не застал, но мать рассказывала, у вышелесцев сложились с чуровцами напряженные отношения. Из-за чего так получилось, Петина детская память не сохранила - то ли на танцах из-за девки подрались, то ли кто-то у кого-то козу украл - не в этом дело, а в том, что огни на горе сиять перестали, деревня умерла. Своей смертью, как сейчас нередко бывает. Деревня умерла, и стало неважно, кто прав, кто виноват в той давней ссоре. Исчез смысл в ругани, исчез сам смысл, остались заброшенный погост, сгнившие срубы и ямы колодцев, откуда вслед за людьми ушла вода. А правые и виноватые? Их больше не было.

Если умрет одно из государств-соперников, тоже станет неважно, кто первый начал? Если умрет планета-колыбель одной из цивилизаций? Если умрет галактическое содружество? Останутся те самые артефакты и остатки сооружений, но правых не будет.