Олег Дивов - Русская Арктика 2050 (сборник)

В ушах возник раздражающий писк предохранителей – предупреждение о предельных, а затем – запредельных нагрузках, и когда Блинчиков готов был сдаться, отпустить этот чертов Эверест, он вдруг увидел Арехина, оплетенного паутиной, которая глубоко врезалась в тело, почти скрылась в складках комбинезона. Черная жидкость фонтанировала из наплечных клапанов, сбрасывая давление – гидрокостюм капитана сдох, и нитям оставалось совсем немного, чтобы вспороть живое тело.

– А-а-а! – жутко и страшно заорал Блинчиков и рванул так, что ему показалось, будто руки вырываются из плечевых суставов.

Люк вдруг подался, смялся, словно был не из композитной брони, а из пластилина, и в то же мгновение сработал наплечный огнемет, плюнул в темноту внутренностей «паука» раскаленную струю, а затем еще одну и еще.

Арехин ощущал себя амебой, чей процесс деления внезапно прервали. Верх – отдельно, низ – отдельно, а между ними – тонкая, готовая порваться перемычка. Малейший рывок, и вместо одного Арехина будет два. Его держали под колени и куда-то тащили. Резко воняло сдохнувшей гидравликой. Ему показалось, что он ранен и все тело залито кровью, но сообразил, что это все та же дрянь, вытекшая из сдохшего гидрокостюма и в просторечии именуемая «дерьмом», поскольку никто не мог заучить, а тем более выговорить ее многомудрое научное название.

Воздух странно поблескивал, словно в нем вспыхнули крохотные источники света, отчего исчезли тени и полутона, все казалось высветленным, как на выкрученном на максимальную яркость дисплее.

– Что… что… что… – Арехин пытался выговорить, но боль в груди вспыхивала с такой силой, что он чуть не терял сознание.

– Все нормально, Паша, – Таманцев, казалось, ускорил бег, выплевывая слова в промежутках между вдохами. – Блинчиков танк уложил! Представляешь, Паша! Паука! Чуть ли не голыми руками!

– Свет… – прошептал Арехин, – свет…

– Тоже видишь? – Таманцев повернул к нему голову, и Алехин увидел оскаленный рот старшего лейтенанта. – Мортира на позицию выходит!

И только теперь капитан понял, что это за свет. Лазерная мортира на орбите включила фокусировочное прицеливание, а огоньки света означали, что удар будет нанесен не с зенита или близкой к нему угловой точки, а с дьявольски неудобного положения, из которого удар никто и никогда не наносит, а если и наносит, то только в экстренных случаях, получив всю вычислительную мощь пока еще имеющихся в распоряжении Генштаба КВ, какими-то шаманскими методами до сих работающими, несмотря на закладки Корпорации. И удар под таким углом уничтожит здесь все. И озеро. И долину. И остатки поселка.

– Отставить… удар… – прошептал Арехин. – Озеро… нельзя… отставить…

Таманцев замедлил бег, а затем и вовсе остановился, осторожно сгрузив капитана на растаявший от вновь пришедшей внезапно жары снег. Зимы как не бывало. Маска болталась у старшего лейтенанта на шее.

Подбежал Блинчиков и тоже остановился. Но в отличие от Таманского дышал легко. Может быть, потому, что не тащил Арехина, а пер только чертовски неудобный чемодан спутниковой связи, такой, что навылет пробьет не только флуктуацию, но и любые наведенные помехи РЭБ.

– Ты серьезно, Паша?

Арехин с трудом сел и кивнул.

– Не успеем, – растерянно сказал Таманский. – Сейчас жахнет…

– Должны успеть… должны…

Из письма ст. лейтенанта А. Блинчикова

А еще пишу вам, уважаемая Екатерина Андреевна, о том, что озеро, на берегу которого мы столь славно отдохнули и (вычеркнуто цензурой) и на самом деле (вычеркнуто цензурой).

Да позвольте вам напомнить из краткого курса физики о том, что молекулы воды представляют собой слабо заряженные диполя, которые, при воздействии на них когерентного излучения, могут объединяться в сложные молекулярные цепочки и приобретать много любопытных свойств. Например, становиться целебными.

Или стимулировать мозговую активность, если ты (вычеркнуто цензурой). Вроде бы именно поэтому ненцы, эвенки и прочие северные народности вдруг породили столько мозговитых ребят, которых жаждет завлечь к себе не только МГУ, но и сама (вычеркнуто цензурой).

Наши непрошеные гости сделали из своей находки огромную климатическую машину, с помощью которой и пытались, довольно неумело, выдавить нас из Арктики! А по сути, забивали микроскопом гвозди, попутно, за счет неумеренного испарения озера, превращая всю Арктику в огромное месторождение этой самой чудо-воды.

Поэтому, когда закончишь свое дежурство в штабе, выйди на улицу, найди снег почище (только не желтый! Ха-ха) и съешь его. В нем, хоть и совсем немного, содержится эта самая живая вода – то ли наследие древних гипербореев, то ли след падения метеорита, то ли просто – порождение неизвестного нам пока закона природы.

А уж что она тебе добавит – никто не возьмется предсказать, даже я, по глупости выхлебавший целую канистру. Может быть, ума, хотя его тебе не занимать и так. Может быть, силы, хотя моей силы хватит на нас двоих, а в перспективе – на троих, четверых, пятерых. А может, просто – любви? Ведь любовь лишней никогда не бывает.

(Замечание цензора: прошу уведомить тов. Блинчикова, что столь щадящая цензура его эпистолярия является первой и последней поблажкой герою. Влюбленному герою. В случае повторного нарушения режима информационной безопасности тов. Блинчиков будет помещен на гауптвахту.

Рейсы на Певек у меня всегда проходили гладко – однако на сей раз где-то наверху или внизу решили, что это уже перебор. И все не заладилось с самого начала, поступательно развиваясь от мелочей к более крупным гадостям: перегоревший чайник, разлившийся в рундуке шампунь, упавший в море стакан с подстаканником (подарок деда-полярника), помочившийся на капитанском мостике кот Барсик, вышедший из строя радар прямо во время моей вахты, экран которого вдруг вспыхнул, показав все мыслимые и немыслимые цели – льды, волны, потоки дождя и снежные заряды, а потом ушел в нирвану. Тут и усложнившаяся ледовая ситуация в проливе Лаптева, что оказался забит сплоченным льдом, несмотря на хорошо пропиаренное глобальное потепление. Из-за этого мы пошли на норд-ост, к проливу Санникова. Ну да, имени того самого Якова Санникова, который ухитрился разглядеть растаявшую не позднее десяти тысяч лет назад Арктиду.

И вот тебе ягодка на адском торте: сели на камни около девяти утра в кабельтове от отсутствующего на карте островка, имея на траверзе правого борта остров Столбовой.

На вахте стоял третий помощник, собственно, и предварительная прокладка курса была его. А я как раз пошел навестить «кабинет задумчивости». И именно тогда, когда я пребывал в гальюне, все вдруг переместилось с приличной угловой скоростью, и моя головой впилилась в зеркало. Треск, трещина на стекле, что, кстати, является дурной приметой, капли крови и моя удивленная физиономия. Как был, в трусах и тельнике, выскочил на палубу.