Джон Толкиен - Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма

Почему Бьортнот так поступил? Без сомне-ния, причиной тому был какой-то недостаток в его характере; но можно смело утверждать, что характер этот был сформирован не толь-ко природой, но и "аристократической тради-цией", заключенной в ныне утерянных поэтических рассказах и стихах -- до наших дней от той поэзии дошло только отдаленное эхо. Бьортнот был скорее героем "бравадного" типа, нежели чисто героической фигурой. Честь и слава были для него мотивом сами по себе, и он погнался за ними с риском потерять свой heor6werod (хеордверод) - самых дорогих ему людей,-- создав ситуацию поистине героическую; однако характер этой ситуации был таков, что ее возникновение в глазах потомков и совре-менников дружина могла оправдать лишь од-ним способом -- пав на поле боя. Возможно, выглядело это величественно, но это был лож-ный шаг. Героический жест Бьортнота был слишком неумен, чтобы стать по-настоящему героическим. Даже собственной смертью Бьорт-нот не мог уже полностью искупить своего безумия.

Поэт, создавший "Битву при Мэлдоне", по-нимал это, хотя на строки, в которых он выражает свое мнение, обычно обращают недостаточное внимание или замалчивают их со-всем. Данный выше перевод этих строк, как мне представляется, точно передает их силу и скрытый в них смысл, хотя больше известен перевод Кера, который звучит так: "...Then the earl in his overboldness granted ground too much to the hateful people" ("...Тогда эрл, в своей чрезмерной смелости, уступил слишком много земли ненавистным врагам)[8]. Если разобраться, эти слова представляют собой суровую критику, пусть вполне уживающуюся с лояльностью и даже любовью. Тот же самый поэт вполне мог написать хвалебную песнь к похоронам Бьорт-нота, во всем подобную плачу двенадцати вождей по Беовульфу; но и эта песнь вполне могла бы кончиться, как и старшая из поэм, на зловещей ноте -- ведь "Беовульф" заканчи-вается словом lofgeornost[9] -- "более всех же-лавший славы".

На протяжении сохранившегося фрагмента автор "Мэлдона" так и не разработал темы, за-данной строками 89 -- 90, хотя, если бы поэма содержала какой-либо формальный конец и за-ключительное восхваление (а так, по-видимому, и было, так как совершенно очевидно, что по-эма вовсе не является наброском на скорую руку), эта тема тоже, по всей видимости, дол-жна была бы обрести завершение. Однако если поэт действительно склонен был критиковать действия Бьортнота, его рассказ о героизме "хеордверода" много теряет в остроте и трагизме, если эту критическую ноту недооценивать. Кри-тическое отношение поэта к происшедшему во много раз усиливает впечатление, которое про-изводит на читателя стойкость и преданность воинов Бьортнота. Их делом было терпеть и умирать, а не задавать вопросы, хотя поэт, опи-сывающий битву, вполне мог понимать, что во-еначальник совершил грубую ошибку. Для сво-его положения они проявили поистине высший героизм. Ошибка властителя не освободила их от выполнения долга, и в душах тех, кто сра-жался рядом со старым вождем, не ослабела любовь к нему (что особенно трогательно). Более всего волнует душу именно героизм люб-ви и послушания, а не героизм гордости и своеволия, и только первый героизм героичен по-настоящему. Так ведется испокон веков -- от Виглафа, которого прикрыл щит родича[10], до Бьортвольда в битве при Мэлдоне и до Балак-лавы,-- пусть даже героический опыт в послед-нем случае и заключен в стихах не самых луч-ших, вроде "Атаки легкого эскадрона"[11].

Бьортнот был не прав и поплатился за свое безумие жизнью. Но это была аристократиче-ская ошибка -- или, лучше сказать, ошибка аристократа. Не "хеордвероду" было судить его; возможно, большинство дружинников и не на-шли бы за ним никакой вины -- ведь они и сами были благородного происхождения и не чуждались рыцарской бравады. Но поэты стоят выше издержек рыцарского духа и даже самого героизма; если они исследуют подобные случаи достаточно глубоко, то "настроения" (mods) ге-роев и цели, на которые они ориентируются, могут вопреки даже воле самого поэта оказаться под вопросом.

От древних времен до нас дошли две поэмы двух разных поэтов, внимательно исследовавших дух героизма и рыцарства с помощью высокого искусства и серьезно размышлявших над его значением; одна из этих поэм стоит у колыбели традиции -- это "Беовульф", другая -- ближе к закату ("Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь"). Если бы поэма "Битва при Мэлдоне" сохранилась пол-ностью, ее автора, возможно, следовало бы по-ставить с ними в один ряд ближе к середине. Неудивительно, что любые соображения каса-тельно одной из этих поэм с неизбежностью выведут нас к двум другим. Позднейшая из них -"Сэр Гавейн" -- наиболее глубоко осо-знана и содержит в себе ясно различимый кри-тический подход к оценке всей той совокуп-ности чувств и правил поведения, в которую героическое мужество входит всего лишь на правах составной части, состоя на службе у различных целей. И все же по внутреннему настрою поэма во многом схожа с "Беовульфом", и сходство это следует искать глубже, чем просто в использовании древнего "аллите-ративного" стиха[12], что, однако, тоже крайне важно. Сэр Гавейн -- яркий представитель ры-царской культуры -- показан в поэме челове-ком, который крайне озабочен своей честью и репутацией. Однако несмотря на то, что кри-терии определения достойных рыцаря поступков могут смещаться или расширяться, верность слову и сюзерену, а также неколебимое мужество в любом случае обязательны для рыцар-ского кодекса чести. Эти качества проверяются в приключениях, которые ничуть не ближе к реальной жизни, чем Грендель или дракон; но поведение Гавейна изображено более достойным похвалы и размышления -- и вновь потому, что он выступает в роли подчиненного. Исключи-тельно благодаря верности сюзерену и желанию обезопасить жизнь и достоинство своего пове-лителя, короля Артура, он оказывается вовлечен в опасные приключения и встает перед лицом неизбежной смерти. От успеха похода зависит честь владыки и его "хеордверода" -- рыцарей Круглого Стола. Не случайно и в этой поэме, как и в "Мэлдоне" с "Беовульфом", мы находим критику повелителя, который полновластно рас-поряжается жизнью и смертью зависящих от него людей. Сказанные об этом слова произ-водят сильное впечатление, хотя оно и сглаживается малостью той роли, что отведена им в критической литературе, посвященной этой поэме (как и в случае с "Битвой при Мэлдоне"). Нельзя не обратить внимание и на те слова, которые произносят придворные великого ко-роля Артура после ухода Зеленого Рыцаря, глядя вслед отправившемуся на его поиски сэру Гавейну:

...Стыд перед Богом тебя, о повелитель, потерять,

чья жизнь столь благородна! То был нелюдь -

такого средь людей не встретишь великана!

Ты с должной осторожностью повел

себя, о повелитель, и с опаской: