Сергей Игнатьев - Психея

На первом ряду Надя прячет лицо в ладони от жгучего стыда за меня.

Председатель просит: говорите, пожалуйста, громче.

Я повторяю приветственную фразу, а рот сам собой опять говорит «ихние». И ничего с этим не поделать.

Все надо мной смеются.

Мне хочется стать невидимкой. Хочется провалиться сквозь рыжий линолеум, исчерканный перекрестными черными полосами, что оставили поколения школьников, носившихся здесь, с заносом тормозя каблуками на поворотах.

– Да ты настоящий говнюк, – хохочет Винни. – До сих пор не сказал ей, а?

Я машу на него рукой, мол, не грузи, наливай давай!

Сидим у него на хате. Из мебели тут четыре табурета, водяной матрас, шесть картонных коробок, забитых разным барахлом, и поддельная дайкатана на подставке.

– Сере-е-ежа и Надя, – напевает Данон прекрасно поставленным баритоном. – Они, если честно…

– Не пара, млять, не пара! – орет Винни, перебивая его. – Все поняли уже! Вы задрали языками молоть, давай бери свой стакан, эминем хренов!

Данон выпячивает нижнюю губу и смотрит на Винни так, как барин в цилиндре, проезжающий мимо коровника в рессорной коляске, смотрит на вонючего мужика в лаптях.

– Во, кстати, – говорит он. – Я ж тут посмотрел это кино наконец, с Хопкинсом и Бенисией нашим Дель Торой.

– Про что там? – спрашивает Винни равнодушно. – Гигантские человекоподобные роботы есть?

– Не-не-не. – Данон пьяно качает у него перед носом длинным пальцем. – Там про нас же!

– Про кого это, про нас?

– Ну… про оборотней!

Мы ржем. Во-первых, все трое уже изрядно набрались. Во-вторых, ну какие мы, на фиг, оборотни?

Мы психеи.

Бывают, конечно, и такие ребята, как в кино. С острыми ушами, и большими зубами, и здоровенным шерстистым хвостом.

Одна моя старая знакомая постоянно жаловалась на своего кавалера – мол, ей каждое утро приходится вытряхивать из простыней всю эту шерсть. Потом они как-то очень быстро и тихо поженились и уехали в свадебное путешествие к теплому морю. Через неделю половину его отдела закрыли за взятки. Иногда мы переписываемся с ней по имейлу. Она рассказывала, что теперь их простыни вытряхивает степенная горничная в кружевной наколке.

Я сижу на работе, заказов нет, скучаю, разглядывая картинки на «девиант-арте».

Благодаря своей работе я и познакомился с Надей. Поехали снимать одного поблекшего секс-символа, мечту домохозяек всех возрастов. Предполагалась ролевая композиция на разворот – дрессировщик в окружении девочек-тигриц. Пока секс-символ со своим пожилым бойфрендом рылись в реквизитных цилиндрах, примеряя их, хихикая и щелкая друг друга на мобильники, мы с фотографом пошли утверждать кастинг. Тут-то я ее и увидел.

Я сразу понял, кто она такая на самом деле. Я даже почувствовал, какого цвета у нее крылья. Но меня это не остановило.

Нынешним вечером мы с Надей встречаемся на верхнем этаже торгового центра. Благодаря работе я счастливо избежал всех этих радостей шопинга, хождений по рядам кофточек-платьицев и долгих ожиданий у шторки примерочной с вариантами на выбор, зажатыми в зубах.

Надя нагружена разноцветными пакетами, глаза ее блестят, на щеках румянец.

Мы заходим в японскую забегаловку, с некоторым трудом устраиваем на диванчики все эти ее пакеты и коробки.

Она, придирчиво выбирая, заказывает роллы в спектре от Аляски до Фудзи – для нас и сливовое вино для себя. Палочки – для себя и вилку с ножиком – для меня. Я беру сразу два бокала пива. И пока пью первый, думаю о том, как начать наш разговор. Как я расскажу теперь все то, что собираюсь рассказать.

Но у нее, оказывается, тоже есть чем со мной поделиться. Ловко подцепляя палочками сверток с останками копченого угря и огурцов, она говорит:

– Ленка совершенно чумовую тему предложила… Ты слушаешь, а?

– Угу, – киваю я, оставляя пустой бокал и переходя ко второму. – Что за тема?

– Заслать наши портфолио в одно агентство, оно типа совместное. Центральный офис в Штатах. Лос-Анджелес, детка! У них сейчас кастинг идет для фильма одного… Снимать будут и там, в Голливуде, и у нас, это натурные, видимо… Короче, совместный проект. И вроде как сам Рассел Кроу будет! Представляешь? Клево, скажи?

– А про что кино?

– Да там чума какая-то вообще! Ковбои и салуны, но все это в сибирских снегах, байкеры типа «безумного макса», какой-то призрачный экспресс ездит и пытаются мир спасти, как обычно…

– Хорошо хоть не про оборотней.

– Чиво?

– Да это я так, к слову.

Я не вполне понимаю, чем мне светит перспектива ее блистательной голливудской карьеры, но смутно догадываюсь, что ничем хорошим. Мы как-то подозрительно быстро скатываемся в культурологически-геополитический спор, и я вынужден вновь отложить «тот самый» разговор…

Винни говорит мне: «Чувак, я знаю, кто решит твою проблему! Поверь, этот парень рубит фишку. Он разбирается. Я все беру на себя, мне дорого твое душевное здоровье, бро!»

Он приводит меня в старый дом в центре, в паре шагов от Садового, напротив посольства некоей банановой республики с пятицветным флагом на фронтоне.

Подъезд облицован мрамором, подошвы тонут в винного цвета ковре. На входе в контору – кадки с пальмами, ростовые зеркала и двое хмурых типов, в свободных пиджаках и с короткими стрижками.

Секретарь в белой рубашке ведет меня запутанным лабиринтом комнат и коридоров.

– Сгущенка при вас? – спрашивает он вполголоса и деловито.

Я киваю. Голубую банку мне сунул Винни, который ошивается теперь в прихожей, развлекая охрану анекдотами. Он легко находит общий язык с незнакомцами. В отличие от меня.

Секретарь заводит меня в темное помещение без окон, вежливо улыбнувшись, плотно закрывает за собой дверь.

Внутри темно. Пахнет пылью и чем-то резко химическим, с лимонными нотками, вроде очистителя для раковины.

Я ставлю банку сгущенки на центр комнаты. Как подношение, как символический дар.

Раздается резкий хлопок. Я вздрагиваю.

Нечто вроде узкого длинного лезвия, проткнув банку одним точным ударом, утягивает ее во тьму.

Из тьмы на меня смотрят сразу шесть глаз. У него вытянутый каплевидный череп, пепельно-серая кожа. Гибкое скорпионье тело поддерживают пять тонких и невозможно длинных ног, коленными суставами упирающиеся чуть ли не в самый потолок, похожие на изогнутые клинки, остриями прочно утвержденные в паркет. Шестой ногой-клинком он подносит банку к серому лицу. Моргает, втягивая запах.

– …подарочек за благодарю щедро щедро мотылек с-с-с…

Его круглые черные глаза – паучьи, обрамляющие их алые ресницы – почти человеческие. В том месте на черепе-капле, где должен располагаться рот, – только ровная пепельно-серая кожа в редких багровых крапинках.