Роман Злотников - Вечный. Тетралогия

Однажды вечером он забрел в дальнюю пещеру. Вероятно, когда-то в ней располагалась одна из базилик, но преподобный Томил, построивший распорядок дня своей общины по типу распорядка дня корабля-монастыря, приказал устроить в пещере тренировочный зал. Поэтому теперь пол и стены пещеры чуть ли не сплошь покрывали стеганые борцовские маты.

Сказать по правде, Карим попросту прятался. Он, улучив момент, улизнул с кухни пораньше, собираясь забиться к себе в келью и уснуть. Но вдруг к нему ввалился фра Так, затем присоединился христианин, а когда они ушли, сон с него как рукой сняло. И Карим решил немного прогуляться. Осмотрев окрестности из окна кельи, он стремительным броском преодолел двор и юркнул под кроны деревьев. Поплутав с полчаса, он вернулся обратно к скале. Но идти в келью не хотелось. Раз уж такое дело, не пойти ли слегка размять кости. Бывший чахванжи как, раз успел скинуть халат и натянуть на себя тренировочный комбинезон, когда на пороге вырисовалась тонкая стройная фигурка. Карим так и застыл, скрючившись за ширмой, служившей раздевалкой. Скинув легкие кожаные туфли, ОНА мягко ступила на ковер. Выйдя на самую середину, она замерла, сложив руки на груди, а затем резким движением, даже не снимая платья и паранджи, исполнила кувырок назад с переходом на шпагат. Вскочив на ноги, она отработала несколько ударов ногой по воображаемой цели, отчего у Карима перехватило дыхание (под взметнувшимся платьем ничего не было). Между тем Зобейда перешла к связкам. Воздух гудел от стремительных ударов маленькими ладонями и кулачками, удар, блок, еще удар… И тут она увидела его. О, такого свирепого взгляда Карим не встречал еще ни разу в жизни, но то, что началось потом…

Его буквально вышвырнуло из-за ширмы, и он пребольно приложился о ковер спиной. Затем она пнула его в голень и, перевернув на живот, пару раз заехала ему по лицу, да так, что всю левую сторону будто ожгло огнем. А потом он почувствовал, как его голова, не в силах сопротивляться железному захвату, клонится к левому плечу. Позвонки испуганно заскрипели, и Карим, припомнив пару уроков, которые ему преподал один из его приятелей-донов из абордажной группы, сделал единственное, что ему оставалось в этой ситуации: он вытянул губы, нащупал сквозь тонкую материю вызывающе торчащий сосок и втянул воздух, пытаясь добраться зубами до этой столь чувствительной части женского организма. И… в следующее мгновение Карим почувствовал, что вместо того, чтобы стиснуть крепкие челюсти, он яростно целует эту маленькую алую земляничку. Руки, выворачивающие его голову, на мгновение оцепенели, а затем дрогнули и чуть ослабили хватку. Воспользовавшись моментом, бывший чахванжи рывком выбросил ладони вперед и, сомкнув их на гибкой талии, притянул женщину к себе. Она возмущенно фыркнула и, будто позабыв все боевые приемы, разжала захват и заколотила ему по плечам стиснутыми кулачками. Карим оторвался от груди, зарычал и, отпустив талию, одной рукой сорвал через голову женщины паранджу, а другой резким движением вздернул подол ее легкого платья. Она пискнула и чувствительно лягнула его в бедро, но Карим уже обезумел. Он опрокинул ее на маты и, на ходу содрав с себя комбинезон, навалился на нее всем своим весом. Зобейда тоненько вскрикнула, выгнулась и впилась ему в плечи своими ногтями. Карим подался назад, вскинул голову и сквозь тонкую занавесь слипшихся волос увидел лихорадочный румянец, хищно изогнутый влажно блестящий рот и торжествующе горящие глаза. А затем он уже потерял способность что-либо осознавать…

Карим откатился в сторону и замер, пытаясь восстановить дыхание и привести в порядок свои мысли. О аллах, что же произошло? Почему их едва не ставшая смертельной схватка закончилась таким невообразимым образом? И как та, которая чуть не отвернула ему голову, вдруг оказалась совершенно не способна противостоять его натиску? Или слова «не способна» не имеют никакого отношения ко всему, что только что произошло? Но тут снаружи раздался рев двигателей атмосферного шаттла…

Запыхавшись, они выбежали на освещенный посадочным прожектором круг. Небольшая толпа, теснившаяся у открытого люка шаттла, расступилась, и к ним шагнул тот, кого Карим сначала узнал как христианского священника со странным именем «аббат Ноэль». Окинув их проницательным взглядом, после которого, как показалось бывшему духанщику, уголки его рта слегка приподнялись, священник произнес:

— Вот вы где. Я вас ищу. Мы должны немедленно отправляться.

Карим, так до конца и не успевший прийти в себя после всего, что навалилось на него этой ночью, недоуменно спросил:

— Куда?

Священник будто не услышал его вопроса:

— Мне стало известно, что одно время вы несли караул во дворце султана, это так?

— Да, месяца четыре… после усмирения Эдлим-Балама нашу олию на полгода перевели в столичный гарнизон.

— Отлично. Расположение постов охраны во дворце помните?

Карим замялся:

— Да мы, собственно, во дворце-то и не были. Просто так называлось. А наши посты находились в Нижнем парке, там, где тюремный дворец и зверинец.

— Меня интересует как раз тюремный дворец. Нам надо выручить оттуда одного человека.

Карим несколько мгновений удивленно смотрел на собеседника, а затем, догадавшись, о ком идет речь, судорожно сглотнул.

— Кого?

Ответ был именно таким, какой он и ожидал услышать.

— Принца Абделя.

Кухтаренко, главный батальонный старшина третьего батальона двадцать второй ударной ордена Святого Александра Невского Каланчеевской бригады, откинул тяжелую крышку котла и, зачерпнув ложкой" на длинной деревянной ручке густое варево, поднес ее к губам. От ложки валил горячий пар. Старшина несколько раз осторожно подул на ложку, а затем аккуратно подцепил оскаленными зубами комочек каши и, с резким вдохом, чтобы воздух еще немного остудил горячую кашу, втянул его в рот. Погоняв комок языком, чтобы слюна наконец охладила кашу до приемлемой температуры, он замер и, глубокомысленно воздев глаза к потолку, несколько мгновений постоял в этой позе, потом крякнул и внушительно произнес:

— Все, Комин, отрубай горелку. Накроем, она и так дойдет, — и после короткой паузы добавил: — Молодец, хороша кашка. Во рту тает.

Юркий солдат в снежно-белом колпаке и несколько желтоватом переднике обрадовано закивал:

— А как же, рады стараться, господин старшина. Кухтаренко благосклонно кивнул и, зачерпнув полную ложку, повернулся к худенькому, едва одетому существу, застенчиво переминавшемуся с ноги на ногу у самого входа в галерею:

— А ну-ка, малец, попробуй, какова она, солдатская кашка.

Тот сверкнул глазенками и, цокая по каменному полу когтями, быстро подскочил к кухонному блоку. Старшина осторожно протянул ему ложку. Малец наклонил худенькую шейку и одним движением длинного языка слизнул кашу. Старшина мысленно охнул. Каша была просто обжигающе горячей, но малец, как будто не заметив этого, довольно заурчал, старательно облизывая языком губы и торчащие из-под них небольшие клычки: