Питер Страуб - Парящий дракон (Том 1)

- Я слышал об этом, - сказал бармен и отвернулся.

- Ты слышал об этом? Что ты имеешь в виду - слышал об этом? Я никогда не слышал о таком.

- Никогда не слышали о леммингах? - спросил забавный толстяк, сидящий через табурет от Леса. Он явно не был полицейским - у него были толстые линзы очков, жидкие волосы и глубокие морщины на низком лбу. - Я как раз сидел тут и думал о леммингах. Потому что со мной кое-что сегодня случилось, очень похожее на то, что вы тут рассказали. - Он заискивающе улыбнулся. Лес пожал плечами. Он все еще находился в ледовом плену, и даже этот толстяк не раздражал его.

- У нас была кошка, - сказал толстяк. - Мы звали ее Макинтош. Она персидская, понимаете? Очень красивая шелковистая шерсть. Она у нас жила десять лет - появилась даже прежде, чем мы переехали в этот город. Я так привязался к этой твари. Ну так сегодня моя жена выглянула из окна третьего этажа и увидела, как Макинтош бежит по лужайке. Она подумала, что старая бандитка решила прихватить птицу - она старая, но когда хочет, может бегать быстро. Она ловит птиц пару раз в неделю и оставляет окровавленные трупы на ступеньках, так что мы утром всегда натыкаемся на них, когда выходим за газетой.

Он сглотнул.

- Но эта су.., это проклятое животное вовсе не бежало за птицей. Она бежала к бассейну сына. Жена видела, как Макинтош прыгнула прямо в бассейн и утонула! Утонула!

Кошка! Он просто перевалилась через бортик бассейна и прыгнула в воду. Моя жена на секунду застыла, понимаете?

Она не могла поверить своим глазам. Она ждала, что Макинтош попытается выбраться из бассейна. Но она даже не попыталась. Ее голова так и не показалась на поверхности воды.

Она так кинулась в этот бассейн, точно хотела покончить с собой, парень. - Глаза его замигали из-под толстых линз. - Вот почему я сижу тут и думаю о леммингах.

Лес старался внимательно смотреть на мужчину, который рассказывал ему эту историю. Он видел, что тот хочет рассказать ему еще что-то, поговорить о собаке-самоубийце, разделить с ним свою печаль о судьбе несчастных созданий, поговорить о леммингах и о том, что толкает животных на самоубийство. Он видел, что тому нужно не только сочувствие - общность, которая возникает на основе алкоголя и мужского братства, но и большее общность понимания и доверия. Лес подался вперед, улыбнулся и сказал:

- Заткнись.

Толстяк замолк. Он быстро наклонился над стойкой и уткнулся покрасневшим лицом в свой бокал.

Самочувствие Леса улучшилось - на лице у него ничего не отразилось, но где-то в недрах головы наркоз дал трещину. Ему стало почти тепло.

Он поглядел на часы и был приятно удивлен. Оказалось, что уже девять тридцать вечера.

- Еще "Гленливет", - сказал он бармену. Толстый стакан, наполненный кубиками льда и темной маслянистой жидкостью, возник перед ним на стойке.

Он поднял его и глотнул разбавленного виски. И когда оно бархатисто разлилось внутри, его неожиданно поразила малоприятная мысль: если он настолько преуспевает, почему он испытал такое удовольствие, велев толстяку заткнуться?

Да и, если он так преуспевает, что он делает здесь, в баре, в девять-тридцать? А его жена сидит дома одна?

На этот вопрос у него был ответ.

- Пусть Пэтси тоже заткнется, - пробурчал он сам себе и отхлебнул половину своего "Гленливета".

Но теперь влитое в него виски и предыдущий джин начали проситься наружу, и Лес слез с табуретки и протолкался в коридор, где пухлая блондинка заигрывала с мордатым парнем, одновременно болтая по телефону.

- Я знаю, что биточки в духовке, - говорила она. Биточки были в духовке, а рука парня - у нее на груди.

Он вновь соскользнул в холод, потому что представил себе Джонни Рэя: кожа вздулась и посинела, точно колбасная шкурка, в волосах запутались водоросли, грудь испачкана илом - и он сидел за стойкой в Загородном клубе.

Вход в мужской туалет был чуть дальше по коридору. Там стоял кто-то здоровый, напоминающий Бобо, и мочился в писсуар. Лес прошел мимо и толкнул двери кабинки. Она была заперта. Лес засунул руки в карманы и уставился в пол. Человек у писсуара вздохнул и выпрямился. Все еще продолжая мочиться, он взял стакан пива, стоявший наверху писсуара, и отхлебнул из него. Лес брезгливо наблюдал за ним, стараясь не дышать, - воздух казался смесью мочи и антисептика.

- Твоя очередь, - сказал мужчина у писсуара, застегиваясь и шагая к двери.

Лес хмыкнул. Он поспешно расстегнул ширинку и пристроился к писсуару.

Тот, кто сидел в кабинке, стукнул чем-то о жестяную переборку. Не металлом, хотя Лес поначалу подумал, что пряжкой ремня. Чем-то более мягким. Как будто колотил по стене рукой.

Рука опять ударилась в стену. Лес неловко оглянулся.

- Помоги мне, - сказал тот, кто сидел внутри.

Стенки кабинки гудели, словно сидящий в ней изо всех сил барабанил по ним кулаками.

- Я заблудился, - сказал голос.

Это был голос маленького Джонни Рэя.

Лес затаил дыхание.

- Я боюсь, - сказал голос, - Яаа байуусь.

Теперь Лес услышал, как по стенке кабинки проскребли ногти.

Он знал, что, если посмотрит вниз, он сможет увидеть широкую щель между полом и дверцей кабинки. Поток мочи У него иссяк, он застегнулся. Если он поглядит вниз, он увидит маленькие кроссовки, штанины джинсов...

- Помоги мне, - прошептал голосок с техасским акцентом.

По двери вновь заскребли ногти.

Лес боялся опустить взгляд, боялся заглянуть в щель между заляпанным хлоркой полом и дверцей кабинки.

Из щели между кабинкой и стеной протянулась беспалая рука с худеньким запястьем. И обрубок, и запястье были выпачканы влажным черным илом. А где-то в глубине кабинки Лес видел черные обрубки, в которые превратились ноги. Его желудок так сжался, что, казалось, стал похож на подступивший к горлу мячик для гольфа. Теперь Лес ощущал наполняющую туалет вонь - вонь такую мощную, что она была равносильна удару грома.

Перепачканное илом существо в кабинке упало на колени.

Лес попятился к двери, не в силах отвернуть от кабинки лицо. Когда он почувствовал, что натолкнулся спиной на алюминиевую дверную ручку, он резко обернулся и ухватился за нее. Он отворил дверь, бросился в проем и захлопнул ее за собой.

Желудок все еще болтался где-то у горла. Он слышал шлепанье за дверью - что-то мокрое и мягкое брело по твердой поверхности. В ушах у него стоял шум. Он протолкнулся мимо стойки бара, стараясь держаться в гуще людей, и вышел на улицу. Его второй "Гленливет" стоял на стойке, там же валялись десять долларов сдачи, но он так и не заметил их.

11

Грем Вильямс наклонился вперед, опершись на локоть, и продолжал:

- Разумеется, я должен был выяснить, что произошло в тысяча восемьсот семьдесят третьем. И поверьте мне, я докопался до этого. Дороти Бах, которая знала о Драконе больше всех, ничего не сказала мне, как, впрочем, и остальные.