Питер Страуб - История с приведениями

- Тогда люди взрослели не так быстро, - сказал Сирс. - Сейчас это может показаться смешным - чтобы компания двадцатилетних парней поклонялась молодой женщине как божеству. Но так оно и было. Она принадлежала Стрингеру, и мы рассчитывали и впредь быть гостями у них в доме.

Они на мгновение замолчали, глядя на огонь и отхлебывая виски. Дон не торопил их, зная, что теперь они расскажут все до конца.

- Мы жили в каком-то невинном раю, где ничего не слышали о Фрейде. Иногда мы даже танцевали с ней, но, даже держа ее в объятиях, мы никогда не думали о сексе. Не смели думать. Этот рай умер в октябре 9-го, вскоре посте Стрингера Дедэма.

- Рай умер, - повторил Сирс, - и мы взглянули в лицо дьявола. - Он повернулся к окну.

Глава 13

- Посмотрите на этот снег.

Остальные двое вслед за Сирсом повернули головы и поглядели на белые хлопья, порхающие за окном.

- Омару Норрису придется пахать до утра, если его, конечно, найдут.

Рики отпил еще виски.

- Было жарко, как в тропиках, - сказал он, возвращаясь из снежного настоящего в тот далекий октябрь. - Молотьба в том году началась поздно. Все боялись потерять доходы. Люди говорили, что именно это сделало Стрингера таким рассеянным. Но сестры Дедэм утверждали, что он видел что-то утром в доме мисс Галли.

- Стрингер сунул руки в молотилку, - сказал Сирс, - и его сестры обвинили в этом Еву. Он что-то говорил, когда умирал на столе, завернутый в одеяла. Но никто не мог -понять, что он говорит. Что-то вроде "заройте ее" или "отрежьте ее", как будто он вспоминал о своих руках.

- И еще, - добавил Рики. - Сестры Дедэм утверждали, что он твердил что-то похожее на "пчелы, пчелы". Но это длилось недолго. Он умер через несколько дней. Ева Галли не пришла на его похороны. Полгорода было на Плэзант-Хилл, но не невеста покойного. Это вызвало у всех осуждение.

- Женщины хором принялись поносить ее, - сказал Сирс. - Они говорили, что она довели Стрингера до смерти. Конечно, у половины из них были дочери, которых они хотели бы выдать замуж за Стрингера. Они утверждали, что он узнал что-то о ней - брошенный муж или внебрачный ребенок. Они сравнивали ее с Иезавелью.

- Мы не знали, что делать, - сказал Рики. - Мы боялись навещать ее. Утешать ее должны были наши родители, а не мы. Она не показывалась, и можно было подумать, что она вернулась в Нью-Йорк. Но нам очень не хватало ее.

- Только тогда мы поняли, что потеряли, - сказал Сирс. - Идеал, романтическую дружбу, какой у нас никогда больше не было.

- Сирс прав. И мы стали идеализировать ее еще больше. Она представлялась нам эмблемой печали, разбитого сердца. Мы послали ей соболезнование и были готовы пройти сквозь огонь, чтобы увидеть ее. Сквозь огонь, но не сквозь железный занавес отчуждения, который окружал ее.

- И тут она сама пришла к нам, - сказал Сирс. - Туда, где тогда жил ваш дядя. Эдвард один имел свой дом, и мы собирались там поболтать и выпить.

- И поговорить о ней. Знаете эти стихи Эрнеста Доусона: "Я верен останусь тебе, Кинара!". Льюис где-то раскопал их и читал нам. "Ушедшая бледность лилий" и все такое. Это пронзало нас, как ножом. "Сильней музыки и пьяней вина". Что за идиоты! И вот, представьте, она сама приходит к нам.

- И какая, - вставил Сирс. - Она ворвалась, как тайфун. Мы просто испугались.

- Она сказала, что ей одиноко. Сказала, что устала от этого проклятого города с его лицемерием. Ей хочется выпить и потанцевать, и плевать она хотела на всех. И она проклинает этот город, и если мы мужчины, а не сосунки, то мы тоже пошлем его к черту.

- Мы не могли сказать ни слова, - сказал Сирс. - Она, наша богиня, ругалась, как матрос, и вела себя.., да, как шлюха. "Сильней музыки и пьяней вина". Вот это мы и получили. У Эдварда был граммофон и пластинки, и она заставила нас поставить самый громкий джаз. Мы никогда не ожидали такого от нее - она крикнула Джону: "Потанцуй-ка со мной, маленький лягушонок!" - и он так испугался, что не смел до нее дотронуться. Ее глаза метали искры.

- Я думаю, ее главным чувством тогда была ненависть, - сказал Рики. - К нам, к городу, к Стрингеру. Настоящий циклон ненависти. Она поцеловала Льюиса, когда они танцевали, и он прямо подпрыгнул, как будто она его обожгла. Он отскочил от нее, и тогда она стала танцевать с Эдвардом. Эдвард всегда был смелее нас, но тогда и он потерялся - наш рай рушился буквально на глазах. Она была ужасна, как одержимая демоном. "Вы что, сосунки, боитесь выпить?" подзуживала она нас, и мы быстро напились.

- Это невозможно описать, - сказал Сирс. - Я знаю, к чему она вела дело, а мы были слишком невинны, чтобы сопротивляться. И больше всего она пыталась обольстить Льюиса. Он был совсем мальчиком. Может, он и целовался с кем-нибудь, но не более того. И он, конечно, любил Еву больше всех нас - ведь именно он нашел это стихотворение Доусона. И именно поэтому ее ненависть в тот вечер больше всего шокировала его.

- И она знала это. Она оттолкнула Эдварда и устремилась к Льюису, а он просто оцепенел от страха. Как будто это делал его мать.

- Мать? - переспросил Сирс. - Да, может быть. Во всяком случае, это соответствует глубине его иллюзий в отношении нее, - наших иллюзий. Ева обняла его, просто обвила руками, и стала целовать. Было похоже, что она поедает его лицо. Вообразите - вся эта ненависть входит в ваш рот и режет, как лезвие. Когда она откинула голову, лицо Льюиса было все в помаде, похожей на кровь.

Эдвард подошел к ней и сказал: "Успокойтесь,, мисс Галли", - или что-то вроде того. Она прямо зашипела на него. "Ты хочешь меня, Эдвард? - спросила она. - Потерпи, он первый. Ведь мой Льюис такой красавчик".

- И потом она повернулась ко мне и сказала: "И ты, Рики, получишь свое. И ты, Сирс. Вы все. Но сперва я хочу Льюиса. Хочу показать ему то, что видел несчастный Стрингер Дедэм, когда заглянул в мое окно", - и она стала расстегивать блузку.

- Пожалуйста, мисс Галли, - сказал Эдвард, но она велела ему заткнуться и скинула блузку. Она не носила лифчика, и ее груди были маленькие и крепкие, как два яблока. Она выглядела необычайно соблазнительно. "Ну бедный мой Льюис, что ты теперь будешь делать?" - и она снова принялась поедать его лицо.

- Мы подумали, что знаем, что увидел Стрингер, заглянув к ней в окно, сказал Рики. - Что она занималась любовью с другим. И мы испытали ужасное разочарование, глядя на ее наготу и на то, что она делала с Льюисом. Наконец мы с Сирсом взяли ее за плечи и оторвали от Льюиса. Тогда она стала в самом деле мерзко ругаться: "Вы что, подождать не можете, сопляки, так вас растак" и все такое прочее. Тут она принялась расстегивать юбку. Эдвард чуть не плакал. "Ева, - сказал он, - пожалуйста, не надо". Но она сняла юбку и сказала: "Что, трусы, боитесь увидеть меня настоящей?" - Она скинула исподнее, - сказал Сирс, - и потянулась к вашему дяде. Сказала ему: "Пожалуй, я откушу от тебя кусок, малыш Эдвард", - и потянулась к нему, к его шее. И вот тогда Льюис ее ударил.