Павел Комарницкий - Хозяин Вселенной

Задача номер три — а вообще возможно ли разрушить их жуткую пирамиду рабов без тотальной гибели? Если проще — как они будут жить без своего драгоценного Повелителя и его сатрапов, Носящих имя? «Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…» Нда… Первое, что сделает рядовой двенадцатизначный, получивший полную свободу, это шваркнет по черепу своего бывшего начальника. Следующими, вполне вероятно, будут кое-кто из коллег… Ну и понеслось. Триста миллиардов бывших рабов — это не шутка. Это будет куда как похлеще Великой и Страшной революции, учинённой некогда на моей прародине.

Задача номер четыре… Нет, это у меня уже мания величия. Решить бы задачу номер раз для начала.

Некоторое время я тупо таращусь на экран. Столбчатые диаграммы и трёхмерные графики повергают меня в глубокое уныние. Возможно, наши бравые аналитики и сумели бы извлечь из всего этого нечто связное…

Я криво усмехаюсь. Не стоит упрощать. «Задача номер раз», это конечно… Но про «задачу номер ноль» я стараюсь не вспоминать даже наедине с собой. Поскольку такие сомнения могут и сломать.

У «зелёных» нет женщин, уже много поколений нет. Какая может быть в таком случае любовь? Вот именно…

Между тем стихия понемногу утрачивает свою ярость — гром уже не бьёт по ушам, а мягко рокочет в отдалении, и Ниагарский водопад плавно переходит в нормальный дождь. Плещущий, монотонный шум дождя успокаивает, мои веки тяжелеют… Ладно… Утро вечера мудренее…

Я гашу монитор, укладываюсь в нише, укрывшись крылом. Закрываю глаза, и глубокая бархатная чернота окутывает меня. Никаких цветных пятен.

Мягкий курлычущий звук, отдалённо похожий на тот, что издают журавлиные стаи на далёкой-далёкой Земле, улетая на юг… Странно… Откуда здесь в Раю журавли, не иначе, генетики балуются…

Сон слетает с меня разом. Прямо в воздухе мерцает огненная надпись: «экстренный вызов». А ну, видеосвязь!

Надпись гаснет, и вместо неё на самом краю летка возникает изображение папы Уэфа. Круг коврового покрытия, на котором он восседает, висит прямо в воздухе, отчего Уэф чем-то напоминает персонажа восточных сказок на ковре-самолёте.

— Ну здравствуй, Рома.

— Здравствуй, папа.

Уэф морщится, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Отвратительная мыслепередача… У тебя голова от неё не болит, Рома?

Я слабо улыбаюсь.

— Если бы это было главной проблемой… Есть масса других поводов для головной боли.

— Нда… — качает головой Уэф. — Что намерен делать?

Я улыбаюсь шире. Папа Уэф, как всегда, в своём амплуа. Сразу быка за рога, без предварительных расспросов о здоровье и условиях содержания… Всё-таки сидит-то зять…

— Насчёт условий — это к твоему надзирателю, — отрезает Уэф. — Полагаю, условия стандартные для предварительного заключения. Но я повторяю вопрос — что дальше? У тебя есть план?

Я сжато излагаю тезисы. Да, так точнее, поскольку назвать это глубоко проработанным планом будет явным преувеличением.

— Вот пока всё.

Взгляд Уэфа глубок и задумчив.

— Первый раз мы с Мауной не сошлись во взглядах. И вообще, у нас тут раскол, вот дела… Например, Иого однозначно считает, что ты неправ. Ну а что считает Пётр Иваныч Дымов, он скажет тебе сам. Думаю, тебе будет интересно и небесполезно. Даю связь с кордоном.

Изображение Уэфа сменяется изображением деда Иваныча. Дед сидит за столом, на котором разложены детали карабина СКС — очевидно, сеанс связи застал старого лесника в момент плановой чистки табельного оружия.

— Здравствуй, Иваныч.

— Здравствуй, Рома. Казбек, фу!

Я чуть улыбаюсь. Очевидно, Казбек попытался вступить в тесный контакт с моей голограммой, внезапно возникшей в комнате.

— Зря улыбаешься, Рома. Как-то сегодня мыслепередача идёт не так…

— Это прибор у меня тут стоит, подавитель телепатии. Чтобы лишить возможности…

— Ну и правильно стоит. Вот послушай мои рассуждения.

Дед старательно орудует шомполом.

— Представь себе ситуацию: идёт война. Наша, значит, война-то, Великая Отечественная. Год одна тысяча девятьсот сорок третий, накануне Курска — так будет вернее всего изобразить ситуацию. То есть перелом-то уже произошёл, но враг ещё ой-ой как силён и намерен попытаться переломить ту ситуацию обратно. И вот внезапно некто из наших узнаёт, что строится в Германии некий объект… да хотя бы атомный реактор, для определённости чтобы. Сверхмощный, стало быть. И в ходе строительства того реактора допущены просчёты и ошибки, так что при пуске вся Германия ухнет в тартарары. И вот некто решает этому процессу помешать, значит… Спасти Третий рейх и его обитателей. Вопрос — кем он будет для наших, этот некто?

Я отвечаю не сразу.

— Обвинение серьёзное, Пётр Иваныч. Позволь тогда встречный вопрос. Неужто все немцы тогда, в войну, должны были быть уничтожены? Ведь даже Сталин…

— Я понял тебя, Рома, не старайся. Твои объясняловы не катят, как любит говорить Колька-Хруст. То, что там сказал товарищ Сталин насчёт «мы не с немцами воюем, а с фашистами», оставим на нём. Гуманность, всё это стало значимым ПОСЛЕ войны. У войны свои законы, Рома, — или ты свой, или враг. Или — или, третьего не дано.

Дед с лязгом загоняет затворную раму на место.

— Не воевал ты, Рома. Не возражай, я знаю, что ты скажешь. Послушай ещё. Когда Мауна рвала в клочья тех эсэсманов, что баб да детишек в сарае спалить хотели, она не интересовалась, как переживут утрату кормильцев их жёны и дети. И я тогда сроду не интересовался, идейный передо мной фашист или же мобилизованный. Всё, что требовалось тогда от немца — быть мёртвым, остальное мелкие детали, по сути дела неважные.

Дед защёлкивает крышку ствольной коробки.

— Так думал в ту пору не только я. Так думала вся страна, в которой ты родился и вырос. И если бы у немцев действительно был тогда такой реактор, то взрыв его все наши восприняли бы с глубоким удовлетворением. Нет больше Германии, стало быть, не будут идти оттуда танки с чёрными крестами. Не будут ихние фрау делать патроны да снаряды для муженьков, не будут их умные инженеры строить новые самолёты… И вермахт загнулся бы разом. И не было бы лишних миллионов убитых и замученных.

— Наших. А как насчёт немецких детей?

Дед аккуратно вставляет в пазы обойму, одним заученным движением загоняет патроны в магазин.

— Возможно, ты и прав. Вот и Маша то же самое мне говорит, и даже Уэф… Меж собой спорят, а тут согласны примерно… Что ж, у меня нет основания им возражать, Уэф на десять лет вглубь видит… Глуп я, Рома. Ты уже вырос, куда мне до тебя… Но знал бы ты, как я мучаюсь. Вот застрели я тогда тебя, и сам застрелись… Всего-то два трупа, и всё пошло бы иначе. Всё бы нынче закончилось, и забыли мы про «зелёных».