Андрэ Нортон - Лунная магия. Книга первая: Луна трех колец. Изгнанники звезд

Дорога вела меня вверх, но всё вокруг лежало в полной темноте. Я жила в неустойчивом мире: луна воевала с тьмой, поочерёдно захватывая друг у друга полосы земли. Шла я быстро, потому что тот, кого ведёт песня и жезл, не может плестись нога за ногу.

В предрассветных сумерках я вошла в долину, где господствовал запах смерти, устрашающий дух. Я увидела тела трёх людей. Двоих я не разглядела, потому что не знала их, а третьим был Озокан. Когда я подошла к тому месту, где он лежал на грубых носилках, как будто ему так и полагалось по рождению, я увидела того, за кем пришла.

Я поискала мысль, боясь найти молчание мёртвого тела. Но нет! Дух мерцал слабо, но всё ещё держался! Я поспела как раз вовремя.

Воткнув жезл в грязную землю, я послала пламенную благодарность Моластеру, а затем осмотрела раны в красном мехе, таком близком по цвету к крови, что страшно было смотреть.

Серьёзной была только одна рана, причинённая глубоко вонзившимся поясным ножом. Он так и торчал в ней. Я стала работать, как никогда ещё не работала. По отношению к моим маленьким существам я действовала из любви и жалости, а здесь я должна была спасти разум, чтобы последний шанс каждого из нас не был потерян. Я победила смерть своими руками, своим знанием и властью песни.

Обычно мы боремся со смертью, не переходя последней баррикады. Среди Тэсса не встретишь таких, кто посягнул бы на свободу другого и отрицал бы его право на Белую Дорогу, если тот уже сделал по ней первые шаги.

Вытаскивать его обратно с дальнего пути — это значит повредить его будущему. Но в данном случае речь шла не о Тэсса. Я встречала расы, разделявшие наш взгляд на Великий Закон. Для некоторых же народов, я знаю, смерть считается полным уничтожением, и они относятся к ней с ужасом, омрачающим им жизнь. Я не знала, как Крип Борланд смотрит на смерть, но была убеждена, что он имеет право сделать свой выбор — видеть ли в смерти врага или врата. Поэтому я старалась для него, как ни для кого из своих. Дух ещё жил в нём, но останется ли он, смогу ли я его удержать, об этом я боялась думать.

Ранним утром я снова запела, на этот раз громко, призывая всю власть, которую могла собрать. И когда под моим жезлом слабое биение сердца усилилось, я поверила, что нить стала более крепкой. Наконец я подняла безвольное тело. Оно оказалось легче, чем я думала. Я почувствовала кости под шкурой, как будто Джорт долгое время голодал.

Мы возвращались через холмы, и я всё время пела и пела, борясь за жизнь существа, которое удержала на земных путях.

Когда мы пришли в лагерь, маленький народ так обрадовался, что нарушил мою сосредоточенность своими криками и мыслями. Я опустила Джорта рядом с Симлой. Она всё ещё была жива, на что я не надеялась. Я снова перевязала её рану, но видела, что Симле осталось недолго.

Я взяла её обеими руками за голову, как делала часто, и задала ей Вопрос. Венесса долго сидела так, а потом дала Ответ. Остальные расположились вокруг и тихонько повизгивали. Ведь маленький народ — не Тэсса, им нужно много мужества, чтобы дать такой Ответ, они не верят, как мы. Я вызвала у Симлы самые лучшие воспоминания и пустила её блуждать по ним, в то время как вся боль покинула её истерзанное тело. Симла была довольна и счастлива. И в наивысший момент её счастья я дала освобождение согласно Ответу. Но в меня будто вонзился меч, потому что память и горька, и сладка, и это стало добавкой к моей тяжести.

Я завернула Симлу — ту её часть, которая больше не имела отношения ни к нам, ни к той части, что освободилась, — и положила среди скал. Джорт крепко спал. Если возможно выздоровление, то оно начнётся…

Затем я осмотрела лагерь, зная, что должна уйти и найти помощь, если смогу, и сделать это быстро. Потому что если пришёл Озокан, могут прийти и другие. Поев сама и покормив маленький народ, я занялась приготовлениями к отъезду.

Один из фургонов пришлось оставить, и я взяла из него всё, что могло нам понадобиться. Грабители многое уничтожили, но всё, что осталось из пищи и лекарств, я погрузила. Клетки маленького народа я поставила в два фургона и удобно устроила их обитателей. Джорта я положила на мягкий мат за своим сидением в передней части фургона и приказала казам отправляться. Фургоны следовали один за другим, так что задним фургоном не было нужды управлять.

Солнце светило неярко, потому что уже приближалась зима. Каждый сезон имеет своё очарование. Некоторые считают осень печальным явлением, потому что многое, жившее при жаркой погоде, как бы умирает и исчезает с земли, и приход зимы страшит их. Но ведь у каждого времени года своя жизнь и энергия, и каждый сезон имеет какие-то свои преимущества перед остальными.

Для Тэсса зима — время отдыха, встреч членов клана и духовного общения, время суда и обучения. И в этом году я, Майлин, предстану перед судом моего народа. Но пока ещё осень не ушла из страны. Хотя искра жизни Джорта чуть тлела, она пока ещё не угасла совсем.

Дважды издали я видела отряды всадников, но даже если они и видели мой маленький поезд, то не обратили на нас внимания, потому что искали не меня. Может быть, было и к лучшему, что мы ехали открыто, средь бела дня — ведь Тэсса всегда были чужаками для равнинных жителей и известными бродягами, а ночное путешествие могло возбудить подозрения.

Казы, хорошо отдохнувшие в лагере и вдоволь накормленные и напоенные, уже много часов шли небыстрым, но ровным ходом, и я намеревалась проехать больше того расстояния, что обычно проходили за день. Я спешила, потому что время было мне не другом, а страшным врагом. Иногда я останавливалась и смотрела на свой народ. Больше всего мне не хватало Симлы.

Она значила для меня больше, чем другие, потому что нас связывал давний обмен. Эту связь нельзя объяснить словами. Никто другой не смог бы заменить мне Симлу. Если бы я ушла из жизни раньше её, она тоже почувствовала бы такую же пустоту.

Интересно знать: если Крип Борланд снова получит своё тело, а дух барска вернётся в свою законную оболочку, будет ли этот инопланетник считать себя объединённым с иной формой жизни? Никто из его рода не испытывал такого обмена.

Мы опять ехали в Долину. Теперь я думала о Старейших. Что случилось с нашим посланием из Ырджара? Малик говорил мне, что ответа не приходило. Придёт время, которого я не могу и не хочу избегать, когда я должна буду предстать перед собранием, рассказать обо всём, что сделала, и обосновать содеянное. Однако я не верю, что мои причины будут достаточно сильны, чтобы противостоять весу гнева Старейших.

Я изгнала эти размышления из своего мозга, потому что тёмные мысли навлекают несчастья. Вместо этого я собрала всё, что могла, для блага, и выбрала песню роста, ибо рост — близкий родственник выздоровления и, может быть, один — часть другого. Казы по-прежнему шли к Йим-Сину, я пела для Джорта и для маленького народа. В такой песне вся энергия связана в единую волю-желание, но может и распасться, если понадобится.