Олег Радзинский - Агафонкин и Время

– Тоже верно, – согласился Митек. Замолчал, взял было губку мыть посуду, но Агафонкин не дал ему, как обычно, скрыться, спрятаться за повседневным трудом.

– Расскажи, – настаивал Агафонкин. – Расскажи, что становится с другими Линиями Событий. С другими вариантами наших судеб.

– Вы там тоже живете, – сказал Митек.

– Другие мы? – спросил Агафонкин.

– Ну да, – кивнул Митек. – Ты что не ешь? Макароны стынут.

– Значит, – сказал Агафонкин, – каждый из нас разделен на бесконечное множество самого себя? И живет везде одновременно?

– Вроде того, – подтвердил Митек.

– И здешний ты не знаешь тамошнего себя? Тогда какой смысл выбирать один вариант?

– Да никакого, – согласился Митек. – Выбор ваш ничего не меняет. Просто забываете о других себе и других своих жизнях, а жизни-то от этого никуда не пропадают.

– А ты? – спросил Агафонкин.

– А я с вами – везде. И тут, и там. Мириады моих ипостасей, хоть я и один. Един. – Митек вздохнул. – Трудно быть Богом: надо везде поспевать.

Он капнул на губку жидкость для мытья посуды и начал сосредоточенно оттирать прилипшие к стенкам кастрюли макаронные ошметки: они плохо отходили даже в горячей воде.

– Ты с нами живешь, – повторил Агафонкин.

– Ну, да, – согласился Митек, – с каждым из вас. В каждой жизни. С кем-то как сотрудник с работы или, скажем, сосед по лестничной клетке. А бывает, – повернулся он к Агафонкину, – бывает, и как случайный человек: дворник там во дворе или, к примеру, водопроводчик из домоуправления. В общем, – закончил Митек, – где кто понезаметнее, понеказистее – это обычно я и есть.

– А В ? – спросил Агафонкин. – Он тогда кто?

– Да никто, – засмеялся Митек, будто полоскал горло, – его и нет вовсе. Так, придумал, чтобы было на кого ссылаться.

– Для чего мы тебе? – решил узнать Агафонкин. – Хлопоты одни.

– И то верно, – согласился Митек, – хлопот с вами – не оберешься. Были б все такие, как Матвей – все знает, а сделать ничего не может – дите малое. Тогда, конечно, мне было бы много легче. А то только и поспевай вас от самих себя охранять.

Агафонкин ждал.

– Можно вроде и уничтожить, стереть, – будто сам с собой говорил Митек. – Выпустить этих двоих – Гогу с Магогой, и разом все закончить. Но жаль: вроде как долгосрочный проект – возился, мучился, обслуживал вас сколько времени. Кормил-поил, попы подтирал. Хотя, – вздохнул Митек, – хотя проект вроде бы и не удался.

– В чем проект-то? – спросил Агафонкин.

– Да я и забыл, – признался Бог. – Так давно его начал, что и запамятовал для чего. Но вижу, что не удался. А бросить – жалко: вдруг вспомню?

“Не скажет, – понял Агафонкин. – Может, и вправду не помнит”.

– А я для чего? – спросил Агафонкин. – Это помнишь?

– Ты – Курьер, – уверенно сказал Митек. – Курьеры возят Объекты Выемки-Доставки.

– Это что за Объекты? Для чего?

– Как же? – удивился Митек. – Объекты Выемки-Доставки – важная вещь. Они, Алеша, вроде как дверцы в другие Линии Событий – другие варианты судеб. Я ж сказал: каждому раз в жизни даю выбор, шанс – посылаю Объект. Пусть подержит у себя, может, и вспомнит, что у него имеются другие жизни. Это – Доставка. Если не использовал – не вспомнил, Объект забирается. Это – Выемка. Знаешь, – улыбнулся Митек, – каждый человек однажды находит у себя какой-нибудь с виду бесполезный предмет и смотрит на него, пытаясь вспомнить – откуда? Зачем? Вспомнит – изменит жизнь. Не вспомнит, что ж: приходит Курьер и забирает Объект. И человек об этом забывает. Вот ты для чего, Алеша, – закончил Митек. – И вот отчего Курьерам нельзя вмешиваться. А ты вмешался.

– А юла для чего?

– Ну, юла, – сказал Митек, – понятно для чего: чтоб попробовали, прикинули разные Линии Событий, разные варианты. Юла может создавать новые Линии Событий, если запустивший сформирует Намерение. Юла дается каждому, – добавил Митек. – Сам подумай: у кого в детстве не было юлы?

“У меня не было”, – хотел сказать Агафонкин. Впрочем, сейчас было не время жаловаться на детство.

– Прости, что я тебя подвел, – сказал он вместо этого.

– Не прощу, – помотал Митек лысоватой головой. – Не могу. Да и не хочу. Сам знаешь, что натворил: тебе ж говорили – не вмешиваться, а то Сдвоение может выйти. А в Сдвоении юла легко затеряется: скользнет во вновь созданную Линию Событий, и ищи потом. Затеряется, как и произошло. У тебя и сейчас ее нет.

Агафонкин вздохнул: юлы у него и вправду не было. Он, однако, знал, где она была.

– А если принесу юлу? – спросил Агафонкин. Простишь?

– Алеша, – развел мокрыми руками Митек, – ты нарушил Правило Курьера, как же я тебя прощу? Это вы, люди, друг друга прощаете, а я прощать не могу: не станет порядка. От жалости вашей – одна беда.

– А ты точно Бог? – усомнился Агафонкин. – А то, может, ты – тот… другой?

– Это только вы думаете, что нас двое, – усмехнулся Митек.

Задумался. Потом решил:

– Ладно, дам тебе послабление: принесешь юлу – без обмана, по правилам – не обнулю. Наказать – все равно накажу, но не обнулю.

– А если… не по правилам? – спросил Агафонкин.

– В этот раз ты все знаешь, – сказал Митек.

Агафонкин и вправду знал. Только боялся себе признаться.

– Давай, – кивнул Митек, – звони.

Агафонкин посмотрел на центр кухонного стола, где теперь стоял никогда не виденный им ранее зеленый телефон. Телефон походил на игрушку – без циферблата и проводов: трубка на рычажках.

– Я номера не знаю, – сказал Агафонкин.

– Я знаю, – заверил Митек.

Поднял не соединенную с базой трубку и сказал глуховатым, чуть сиплым, голосом:

– Полдень 11 ноября 56-го года. – Подумал, добавил: – Одна тысяча девятьсот. – Кашлянул: – Москва, Стромынка 9, квартира 53. Квартира Парамоновых.

Телефон засветился изнутри, в нем что-то щелкнуло, и Агафонкин услышал в трубке долгие гудки.

На другом конце провода трубку подняли, и знакомый женский голос произнес:

– Алло?

Митек протянул трубку. Агафонкин взял, помолчал.

– Алло? – снова, более нетерпеливо, спросила женщина.

– Ну? – Митек наморщил лоб. – Или ты, или она.

– Катя, – сказал Агафонкин, – Катя, это я.

– Алеша? Милый, я так соскучилась… – обрадовалась Катя, но Агафонкин ее прервал.

– Катя, слушай меня внимательно, это очень важно: никуда не ходи, жди меня дома. Я приду к часу дня.

– А репетиция? – спросила Катя растерянным голосом. – У меня дневная репетиция. Я тебе говорила. Мы же собирались встретиться вечером.

– Никуда не ходи, – повторил Агафонкин налившимся медью голосом, каким обычно командовал перед кавалерийской атакой, откуда не всем суждено вернуться. – Обещай.

Катя ответила не сразу:

– Обещаю, Алеша. Никуда не пойду и буду ждать тебя дома. – Она замолкла, и стянутое ее страхом молчание наполнило пространство-время, пролегшее между ними. – Случилось… что-то?