Ольга Онойко - Доминирующая раса

— Хорошо, — согласилась я. — Как тебя зовут, я все равно никогда не догадаюсь. Поэтому я буду звать тебя Малыш. Согласен?

Он был согласен.

Хотя какой он малыш… Полного роста, конечно, не достиг еще, но уже больше четырех метров.

У хорошей белая голова. Совсем белая. Ни у кого нет такой хорошей. Хорошая хочет покушать?

Ужасно хочет.

Малыш метнулся куда-то мне за спину. Сейчас принесет кролика… то есть ушана или ласку. Или еще какого местного зверя. Только как я его буду есть? Шкуру с добычи Малыш для меня сорвет. Может, здесь найдется зажигалка? Хотя бы на один щелчок. Обойдемся без соли… и где я собираюсь искать зажигалку?

Я размышляла, что мне делать с сырым мясом, когда вернулся Малыш.

Вот это да!

Ящик шоколада и пластиковая бутылка с колой. Ящик чудо тащило в пасти, а бутылку — в левой передней лапе; пальцы у нукт достаточно длинные и гибкие, чтобы взять предмет, но он додумался не только взять, но еще и не проткнуть при этом бутылку когтями. Передвигалось чудо на задних лапах, балансируя хвостом. В получающейся при этом походке было что-то прямо-таки модельное. Смешно, сил нет.

А где-то рядом, похоже, свалка продовольствия. Малыш помнил, что едят люди. Понятие свалки было ему незнакомо, для нукты, способного питаться любой органикой, срока годности не существовало, и он удивился, почему люди кидают свою еду просто так.

Для меня-то это отрава. Но есть очень хочется.

На всякий случай я поглядела срок годности. Надо же, еще одна удача на сегодня, маленькая, но приятная. Это был хороший супермаркет. Очень хороший. Последний день срока.

Съев пару шоколадок поприличнее, я почувствовала, что в меня больше не лезет. Посмотрела на оставшуюся пригоршню дешевых.

— А этот фокус ты знаешь?

О, это великий фокус! После него особо чувствительным зрителям случается подсовывать пакеты, а не особо чувствительные начинают бешено аплодировать и орать «а теперь поцелуйтесь!».

Я сорвала обертку и взяла батончик зубами за узкий край.

Малыш подобрался ближе, сел, обернув хвостом лапы как кошка, и медленно, очень осторожно взял батончик языком.

Я засмеялась, и он запрыгал от восторга.

Чудо какое. И правда, чудо. Явленное с небес для спасения меня. Вот только откуда он взялся на самом деле? Где его оператор?

— Где твоя подружка?

Малыш что-то сказал и потерся лбом о мое бедро.

Я постаралась как можно проще объяснить мыслями. Питомник. Мастер Дитрих — Малыш наверняка должен его помнить. Кесума. Анжела. Кто пришел потом? Кого Малыш увидел и выбрал, чтобы подружиться?

Вот сидит хорошая. Она покушала. Малыш очень доволен.

Я потерла лоб.

Если та неведомая мне экстрим-оператор мертва, ее могли убить люди Эндриса или сепаратисты. А ее нукта, побродив по окрестностям города в одиночестве, услышал меня и решил прийти к другому оператору, чтобы помочь. Это теоретически возможно. Но… Трудно представить менее депрессивное существо, чем Малыш. Он только что за собственным хвостом не гоняется.

Если он просто сбежал из питомника. Даже вообразить не могу, как он перебрался через океан. И кроме того: не знаю, может быть, перекусывать наручники и вытаскивать бесчувственных людей из здания на Терре их учат еще в питомнике. Но кто научил его брать языком шоколадку?

Ладно. Так можно голову сломать. А вот Дитрих должен знать. Во всяком случае, сможет узнать от самого Малыша. Мне в любом случае надо к Дитриху. То есть не лично к Дитриху, а в питомник. Это единственное более-менее безопасное для меня место. Возникают два вопроса: как я в таком виде пойду по городу и как я в таком виде заявлюсь восстанавливать себе индикарту. Мне же нужно взять билет на экраноплан.

Я посмотрела на солнце. Ждать не меньше восьми часов. Увы. Летом темнеет поздно. Лучший и самый простой выход — идти затемно. Со мной будет Малыш, шпаны бояться нечего. А в порту — я внезапно вспомнила — карта не нужна, можно ограничиться радужкой глаза. Вот только какой сейчас день? Вдруг экраноплан уходит сегодня?

Придется идти сейчас. А ведь то, что Эндрис оборудовал свою мастерскую так близко от города, о чем-то говорит. Власти знают о нем. И попустительствуют ему.

Хотелось бы мне увидеть этот паззл целиком…

Я добралась без особых приключений. Сама удивилась. Малыш показал мне ручеек, протекавший рядом, я умылась, застирала футболку и почистила джинсы. На солнце футболка быстро высохла. Когда я поплескалась в воде, то на секунду почувствовала себя почти хорошо. Меня сразу охватило желание вернуться и забрать свой биопластик. Малыш же хотел убить всех. Он мне поможет. Но тело мое тут же заявило, что это смерти подобно. Да и кто знает, сколько там охраны? Наверняка и резаки имеются. Ладно. Как пришло, так и ушло. Я посмотрелась в зеркало. Вполне сходила за женщину, чрезмерно увлекающуюся алкоголем. Только Малыш нарушал картину.

Но на улицах я почему-то ловила взгляды не презрительные и не враждебные.

Сочувственные.

Один раз меня остановил уличный полицейский. И спросил, не нужна ли помощь. Я сказала, что нет. Он посмотрел на меня как-то странно и отдал честь. И тут до меня дошло. Гибель каравана. Люди думают, что я запила от горя. Хотя сочувствия все равно как-то слишком много. Учитывая, как недружелюбно совсем недавно относились к экстрим-операторам. Впрочем, периферия, население маленькое. Люди здесь душевней.

С экранопланом я угадала. Как чувствовала. Уже к полудню следующего дня мы с Малышом были в питомнике. Кесума, едва увидав нас, всплеснула руками и помчалась искать Анжелу-врача, та прибежала со всех ног, и техник Ронни был подзатыльником отправлен в аптеку, а Крис, заведующий отчетностью, пошел искать мастеров.

Мы с Малышом сидели на траве, любовались всей этой суматохой и смеялись. Мне было неописуемо хорошо. Даже потеря биопластика уже не омрачала жизни. Я была среди своих. Среди добрых, хороших людей. И на правом плече у меня снова лежал кончик хвоста…

На выходе из сараюшки под бочкой, называемой летним душем, меня поджидал Дитрих. Взмыленный и нервный. Не представляла, что он может выглядеть таким нервным. Когда он увидел меня, его так и перекосило. Сердце неприятно ёкнуло. Да, роспись по лицу у меня еще та…

— Я их убью, — сказал мастер. И сгреб меня так, что я в первый миг испугалась.

Малыш тут же оказался рядом.

— А это что такое? — спросил Дитрих, отпуская меня.

— Малыш! — сказала я укоризненно. — Не рычи на Дитриха!

Мастер присел на корточки. Протянул руку. Малыш продолжал скалиться, хотя теперь молча. Я подергала его за плечевые выступы, но нукта утихомириваться отказался. Упрямый какой.

— Это твоё новое оружие?

Я посмотрела на Малыша, и по спине вдруг пробежались мурашки. А ведь и правда. Я как-то не думала про это. Откуда бы он ни взялся, теперь он меня не оставит. Он и есть мое новое оружие. Это случилось. Так, как никто не мог бы предположить.