Ольга Онойко - Доминирующая раса

Дитрих настаивал, чтобы я улетела с ним. На гипере. На Терру-без-номера. И подала прошение об отставке.

Я не знаю, что не давало мне согласиться.

…а ведь он оказался здесь только из-за меня. Лететь на флот с «минами» должен был второй мастер, Игорь.

Я не понимаю. Если бы я могла все себе объяснить!

— Яна, — ласково сказал Дитрих, зайдя навестить меня в следующий раз, — ты помнишь, когда я подарил тебе твой биопластик?

Счастье, что он задал этот вопрос вовремя. Впрочем, с его возможностями несложно определить, способна я соображать или еще нет.

Во время профилактических обследований на «Гагарине» пластик я сняла. Нацепила на Малыша, попутно задумавшись, на что был бы способен нукта с таким дополнительным оснащением. А потом мне достаточно было полчаса просидеть, задумчиво поглаживая малышову броню, чтобы пластик вернулся — незаметно даже для сенсорных камер.

Когда меня, бесчувственную, но еще живую, вытаскивали из покореженного модуля, только слепой не понял бы, что именно спасло мне жизнь. Должно быть, Урмила обмолвилась Дитриху…

А официальных документов на обладание биопластиком у меня не было.

Это случается сплошь и рядом. Слишком дорогое удовольствие, слишком опасное. Помимо медицинских функций, у пластика есть и боевые. Пусть пользоваться им как оружием получится только после обучения, разве не найдется тот, кто научит? Поэтому официальный налог на пластик непомерно высок.

Дитрих Вольф, главный мастер единственного питомника, сумеет разобраться с претензиями. Но вот объяснить, где и у кого пластик был куплен, придется…

Кого-то придется сдать.

Я уверена, Дитрих знает, кого можно сдать из нелегальных торговцев. Если не сам он, так Игорь, занимавшийся всякими скользкими делами…

В очередной раз, выбирая между этическими ценностями и мной, Дитрих выбрал меня.

И это приятно.

— Помню, — сказала я и понимающе улыбнулась. Здесь камера, нашу беседу увидят. — Я еще… — меня обуяло вдохновение, — сказала: «Какая гадость!»

— Да, — мастер мечтательно прижмурился, — ты сказала, что он похож на сопли, и ничего себе подарочек на день рождения…

— Мне тогда исполнилось двадцать пять, — припомнила я.

В глазах Дитриха мелькнул ужас. Проще простого узнать, когда я была утверждена в качестве его ассистента, и когда состоялось наше знакомство.

— Потому что мне — двадцать пять, — безапелляционно сказала я.

И мы оба засмеялись.

— Я тебя видел в новостях, — проговорил он. Коснулся моей руки — я и не думала отнимать ее, — сжал большой горячей ладонью мое запястье…

Да, верно. Я попала в кадр «Колониальных новостей». По недомыслию попала. Я даже не смотрела на то, что в очередной раз вещает журналистам наша Снежная королева. Несколько секунд я маячила на заднем плане. И канал, и программа даже мечтать не могли о высших строчках рейтинга… обдало холодом. Где сейчас Инга с огненными глазами на ледяном личике? Жива?

Наташа с гитарой? Катя — королева красоты?

Сердце трепыхнулось; я уже на уровне рефлекса ожидала, что на моей коже снова оживет биопластик, — так всегда бывало, когда я испытывала страх, за себя ли, за кого-то еще…

…я похолодела.

— Дитрих!

Легче было бы вырвать руку из лапы Малыша. Потому что Малыш бы меня отпустил сам.

— Дитрих, прекрати! — шепотом крикнула я.

Он смотрел на меня неотрывно. И мне это совсем не нравилось. Совсем. Мне было страшно. Потому что карие глаза Дитриха, всегда такие спокойные, сейчас были похожи на заклепки. Темные металлические кругляшки.

— Все, — сказал он невыразительно. — Никаких войн. Никаких заданий. Тебя уволят по ранению. Слушай меня, Янина. Они. Все. Обойдутся. Без. Тебя.

Он сжимал мне запястье так, что у меня кровь застаивалась в кисти!

Малыш. Где мой Малыш? У оператора безусловный рефлекс — звать нукту на помощь, но это же Дитрих! Мастер! Малыш скорее послушается его, чем меня…

Меня трясло.

— Мне станет хуже, — тихо, торопливо заговорила я, заставляя себя смотреть прямо в черные заклепки. — Я буду выздоравливать гораздо дольше. Ты этого хочешь?!

Железный лед дрогнул.

Биопластик, мой биопластик, успевший едва ли не третью своей массы перетечь на кожу мастера, направился обратно ко мне. Сердце колотилось жутко. Закружилась голова — так, что я не могла сфокусировать взгляд. Упала на подушку. Казалось, что сейчас провалюсь сквозь кровать прямо на пол.

— Я слишком испугался, — едва слышно летел мне в уши шепот. — Ты не можешь представить, как я испугался. Ты с ума сведешь меня, ты можешь себе представить, что такое мастер в ужасе, Яна?

Значит, меня можно пугать… больную и раненую… в отместку.

Дитрих хихикнул. Это так не вязалось с его образом, что я снова открыла глаза.

— Меня Нитокрис послала нахрен, — сообщил он.

Может, мне тоже послать? Я ведь тоже некоторым образом глава нуктового прайда. Из одного мужа. Бедный Малыш, тоскует…

— Янина, Яночка, прости меня…

— Дитрих, зачем ты это делаешь?

— Я хочу, чтобы ты уехала со мной.

— Зачем?

Молчание.

— Хочешь сказать, что тебе необходим ассистент?

Он смотрел на меня. Почти изучающе. Словно впервые увидел.

— А ты, — наконец уронил слова, тяжелые, как его железные браслеты, — ты… уже не хочешь завязать со всем этим? Яна, неужели тебе был нужен только стандартный сертификат? Я поражен.

— Я не о том говорю…

— Знаешь, кто ты? Ты крылатка, — он помолчал. Я смотрела на него, ожидая продолжения. — Ты была на Маргарите?

— Была.

— И не видела крылаток? Их всем туристам… — он оборвал себя. — У тебя было задание?

— Да.

— На Маргарите?

— Именно. Там химические заводы, Дитрих, военные, закрытые. А не только туризм и купание в сгущенном воздухе.

— Да, верно, — мастер вздохнул. — Так вот, на Маргарите водятся крылатки. Это такие птицы… ну, не птицы. В общем, твари с крыльями. Они всю жизнь проводят в полете. Едят, спят. Рожают детенышей. У тех сразу расправляются крылья, и они отправляются в собственный полет. Вскоре суставы перерождаются в костную ткань, и крылатка уже не может сложить крылья, даже если захочет. Лап у них нет, и передвигаться по твердым поверхностям они не могут. Если крылатка сядет на какую-нибудь скалу, то просто соскользнет с нее. Ей нечем цепляться.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты говорила как-то, что мечтаешь вернуться к нормальной жизни. Ты не сможешь. Тебе нечем цепляться.

— Спасибо.

— Я не хочу тебя обидеть… — он сел в изножии кровати, опустил голову так низко, что почти уткнулся лицом в колени. — Все к одному. Да. Я не помню, когда в последний раз так ошибался. Все… Правильно говорят, что человек… иногда не видит того, что под самым носом. Да. С самого начала… Вот скажи, зачем ты сбежала?