Филип Дик - Свободное радио Альбемута.

А ведь я мог внести во вселенную больше порядка. С помощью ВАЛИСа я встретил славную девушку — с привлекательной внешностью, незаурядным умом… и очень малым сроком оставшейся жизни. И встретились мы как раз вовремя, чтобы вместе обратиться в ничто, в дым. Планы, надежды, мечты — все обратится в дым. К черту, в отчаянии думал я, лучше бы все это не начиналось. Лучше было не знать, что нам могут помочь, что существует надежда, лучше было не рисовать себе картины счастливой жизни.

Борясь с тиранией, следует быть готовым, что она ответит ударом на удар. Иначе и быть не может. Как я мог ожидать чего–то другого, я, с моим знанием природы тирании? Отсюда ядерная боеголовка для внеземного спутника, рак — для Садассы Сильвии, а сработал бы трюк с рекламой обуви — тюрьма для меня, тюрьма или смерть.

Погруженный в подобные размышления я не понял, а если и понял — не придал значения, что грузовик, шедший перед моей машиной, сбавил ход. Включились его тормозные сигналы — я этого не заметил. Я продолжал давить на газ своего жучка — «фольксвагена» и врубился в хвост — огромный металлический бампер — грузовика.

Я ничего не услышал, ничего не почувствовал — ни толчка, ни удара. Лобовое стекло превратилось в миллион разбитых бутылочных донышек, образовав гигантскую паутину, которая меня поглотила. Я успел подумать: попал в паутину, а где паук? Кто меня съест?.. И потерял сознание.

Какая–то жидкость пролилась на шею и грудь. Моя кровь.

Вокруг меня царил страшный грохот. Меня везли, привязанного ремнями к каталке. Тщетно пытался я повернуть голову. Голоса, мелькание фигур… Надо мной склонилось женское лицо, и я услышал женский голос. Незнакомка светила фонариком мне в глаза и что–то требовала. Увы, я не мог исполнить ее приказаний.

— У вас есть страховка? — настойчиво вопрошал уже другой голос. — Вы в силах подписать бланк? Вот вам карандаш. Если хотите, подпишите левой рукой.

Шли бы вы к черту, подумал я.

Два усталых сотрудника дорожной полиции в коричневых мундирах стояли чуть в стороне, держа в руках дощечки с приколотыми листами бумаги для записи. Инвалидные кресла, юные медсестры в коротких юбках, распятие на стене.

Полицейский подошел ближе.

— Не позволяйте страховой компании отдавать автомобиль в ремонт — из двигателя течет масло. Блок цилиндров треснул.

— Хорошо, — из последних сил прошептал я.

Я ничего не чувствовал, ни о чем не думал.

— Придется привлечь вас к ответственности, господин Брейди, — сказал полицейский. — За несоблюдение дистанции и превышение дозволенной скорости я изымаю ваше водительское удостоверение. Поскольку вас везут в операционную, я верну права в камеру хранения личных вещей вашей больницы. Так же мы поступим с прочими вашими вещами: бумажником, ключами, деньгами.

— Благодарю, — сказал я.

Полицейский исчез. Я лежал один, предаваясь размышлениям. Черт побери! Почему они не позвонили Рейчел? Они должны сообщить ей о происшедшем. Надо напомнить им. В какую больницу меня везут? Где все это со мной произошло? Я как раз пересек границу округа Орандж; я так и не добрался до Пласентии, до дома… Ну довольно. Последую совету полицейского. Не позволю ремонтировать машину. Пусть ее сдадут в утиль. Какая разница, сколько я за нее получу. Что мне до этого? Мне вообще все безразлично.

Две медсестры быстро повезли меня на каталке. Остановка у лифта. Они стоят рядом, улыбаются. Я неподвижно глядел перед собой. Надо мной висел сосуд, соединенный с капельницей. На ярлыке я прочел: «Глюкоза, 5 %».

Необычайно яркий белый свет ослепил меня. Операционная. Рот и нос закрыли маской. Мужские голоса — о чем–то совещаются. В руку вошла игла. Боль. Я впервые что–то почувствовал.

Яркий белый свет внезапно сменился полной темнотой — как в угольном подвале.

Я плыл через пустыню; красная и коричневая, она простиралась далеко внизу. Вдали виднелись плоские холмы. Я висел в огромном пустом пространстве, невесомый и беспомощный.

Чье–то присутствие — далеко, за холмами, и вместе с тем рядом. Невидимое присутствие, излучающее любовь. ВАЛИС. Я узнал его, почувствовал — сострадание, понимание, желание помочь.

Мы не обменивались словами. Я не услышал ни голоса, ни звука — только тихий рокот. Обычный звук для бескрайних открытых пространств на земле, пустынь, степей. Ветер и вода… на этот раз они казались одушевленными, живыми — они исходили от ВАЛИСа. Это его послание, доброе и теплое послание, пришедшее из–за оживших холмов.

ВАЛИС неслышно спросил, уж не думаю ли я, что он обо мне забыл.

— А что, если они собьют спутник? — спросил я.

— Не важно. Спутник — просто крошечная точка на небе. А за ним — свет, и только. Пелена света, а вовсе не небо.

— Я умер?

Нет ответа.

— Все–таки я пришел сюда. Знакомое место — ведь я уже побывал здесь, правда?

— Ты здесь родился. А теперь вернулся.

— Это мой дом.

— А я — твой отец, — отозвался ВАЛИС.

— Где ты?

— Над звездами.

— Так я пришел оттуда? Из–за звезд?

— Это так. И ты приходил оттуда много раз.

— Так это был я? Я действовал после получения той рекламы обуви?

— Да, это был тот ты, который помнил, осознавал, кто ты есть на самом деле.

— И кто же я на самом деле?

— Ты — любой человек.

— Любой? — Я был поражен.

Нет ответа — только волны любви.

— Что мне предстоит делать?

— Ты просил, чтобы тебя искалечили, — сказал ВАЛИС. — А потом вылечили. Сейчас твоя просьба выполняется. Ты станешь другим.

— И продолжу свое дело?

Тепло его любви окутало меня подобно невидимому облаку света. Он ответил:

— И продолжишь свое дело. Ничто не потеряно. Есть только ты и я, мы здесь вместе навеки — и больше ничего не существует.

Меня озарило: ВАЛИС и я никогда не расставались — он просто временами умолкал.

Навалилась усталость. Я летел низко над холмами и захотел отдохнуть. Присутствие ВАЛИСа ощущалось все слабее — он как бы удалялся. Однако не совсем — так бывает с фонарем, когда фитиль прикрутят, но не погасят. Подобно ребенку, я считал: если я этого не вижу, стало быть это и не существует. Так для малыша перестают существовать родители, стоит им выйти из комнаты. Потом дитя подрастает и начинает иначе воспринимать мир: они есть, его родители, они где–то там, и не важно, видит ли он их, слышит ли их голоса, может ли потрогать. Это один из первых уроков жизни. Но иногда этот урок плохо усваивается.

Итак, я знаю, кто такой ВАЛИС. Мой отец, мой истинный отец. Я вновь и вновь покидаю свой род и прихожу в этот мир, потом ухожу и опять возвращаюсь, ибо у меня есть некая далекая невидимая цель, пока мною не вполне осознанная. Такой целью может быть поиск. Я сделал к ней первый шажок. А свержение тирании Ферриса Фримонта — не что иное, как остановка на пути. Не цель еще, а поворотный пункт, миновав который, следует идти дальше. Уже изменившимся — усилиями моего отца, а вовсе не тем, что я совершил. Ибо — как я понял — все это делает сам ВАЛИС, да не оставят его силы, используя меня в качестве инструмента.