Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)

Он кивнул и продолжал читать. Книги на месте не было. Я стал искать. Папа спросил:

— Билл, ты что ищешь?

И тут я увидел, что она у него в руках. Я сказал:

— Да ничего. Я не знал, что она тебе нужна.

— Эта? — он поднял книгу.

— Да неважно, я что-нибудь другое найду.

— Возьми. Я уже посмотрел.

— Ну… ладно, спасибо.

Я взял книгу и повернулся, чтобы уйти.

— Минутку, Билл.

Я остановился.

— Я принял решение. Я не еду.

— Как?

— Ты был прав. Мы партнеры, и мое место здесь.

— Да, но… послушай, Джордж, мне жаль, что я сказал тебе о рационе. Я ведь понимаю, что причина не в этом.

Я хотел сказать, что причина в Анне, но боялся, что разревусь, если назову ее имя.

— Ты хочешь сказать, что согласен остаться и ходить в школу?

— Ну… — Я собирался сказать вовсе не это, я ужасно хотел, поехать сам. — Не совсем это. Я хотел сказать, что понимаю, почему ты хочешь… почему ты должен ехать.

— Хм-м… — он зажег трубку и провозился с ней очень долго. — Понимаю. А может быть, нет. — Потом добавил: — Давай так, Билл.

Между нами все сохраняется. Это значит: или мы оба остаемся, или оба едем — если ты только по собственной воле не решишь, что останешься получать аттестат и приедешь ко мне туда позже. Так будет справедливо?

— Так? Конечно!

— Знаешь что, давай поговорим об этом потом.

Я пожелал ему спокойной ночи и побыстрей удрал к себе в комнату. Уильям, мой мальчик, сказался себе, практически, дело в шляпе, если только ты не размякнешь и не дашь согласие разделиться. Я улегся под одеяло и раскрыл книгу.

Ганимед был Юпитер-3, надо мне было это помнить. Он был больше Меркурия и гораздо больше Луны, вполне представительная планета, даже если она просто луна. Сила тяготения составляет одну треть земной: я буду там весить около сорока пяти фунтов. Впервые Ганимед посетили в 1985 — это я знаю, — его атмосферный проект начался в 1998 и с тех пор выполняется. В книге было стереофото Юпитера — как он виден с Ганимеда: круглый, точно яблоко, ярко-оранжевый и сплюснутый на обоих полюсах. Красивый. Я так и заснул, глядя на него.

Следующие три дня у нас с папой не было случая поговорить, потому что эти три дня я провел на уроке географии в Антарктике. Я вернулся с отмороженным носом, с несколькими подстреленными пингвинами и с некоторыми новыми идеями. Мне нужно было время, чтобы их обдумать. Папа, как всегда, перепутал записи в расходной книге, но не забыл сохранить упаковки и этикетки, так что я быстро все поправил. После обеда я дал ему дважды обставить меня в карты, затем сказал:

— Послушай, Джордж…

— Да?

— Помнишь, о чем мы толковали?

— Ну, да.

— Вот что. Я ведь несовершеннолетний: я не имею права поехать, если ты мне не разрешишь. Мне кажется, ты должен меня взять, но, если не возьмешь, я школу не брошу. Ты-то в любом случае должен ехать — ты знаешь, почему. Я прошу тебя все обдумать и взять меня с собой, но я не собираюсь вести себя, как ребенок.

Папа выглядел почти растерянным:

— Вот это, сынок, разговор. Значит, ты хочешь, чтобы я поехал, а ты останешься здесь, будешь ходить в школу и не станешь по этому поводу скандалить?

— Нет, я этого не хочу, но я с этим примирюсь.

— Спасибо. — Папа порылся в бумажнике и вытащил фотографию. — Взгляни-ка.

— Что это?

— Копия твоего заявления об эмиграции. Я его подал два дня назад.

Следующие несколько дней я не больно-то отличался в школе. Папа меня предостерегал, чтобы я не особенно радовался: наши заявления еще не рассмотрели и не утвердили.

— Понимаешь, Билл, ведь заявлений подают в десять раз больше, чем требуется людей для колонии.

— Но большинство из них хотят лететь на Венеру или на Марс. Ганимед слишком далеко, это отпугивает слабаков.

— А я вовсе не говорю о заявлениях во все колонии. Я имею в виду заявления на Ганимед, особенно на «Мэйфлауэр», на первый рейс.

— Ну и что, напугал, думаешь? Я и сам знаю: только одного из десяти отбирают как соответствующего требованиям. Так и должно быть.

Папа согласился. Он сказал, что это первый случай в истории, когда делается попытка отобрать для колонизации лучший отряд, вместо того чтобы использовать колонии как свалку для неприспособленных людей, преступников и неудачников. Потом добавил:

— Слушай, Билл, но кто тебе сказал, что нас с тобой признают годными? Ни один из нас не супермен.

Это вернуло меня на землю. Мне не приходило в голову, что мы можем не подойти.

— Но, Джордж, не могут же нас забраковать !

— Могут.

— Как? Им ведь там нужны инженеры, а ты хороший инженер. Я — конечно, другое дело, я не гений, но в школе у меня все в порядке. Здоровье у нас обоих приличное, никакой скверной мутации у нас нет. Мы не дальтоники, не гемофилики [82] Дальтонизм — врожденная частичная цветовая слепота, неспособность различать главным образом красный и зеленый цвета, чаще всего встречающаяся у мужчин. Название болезнь получила по имени английского химика и физика Джона Дальтона (1776–1844), который сам страдал ею и первым в мировой практике описал. Гемофилия (от греческого «гемо», то есть «кровь», и «филия» — «склонность, близость») — наследственное заболевание мужчин, характеризующееся повышенной кровоточивостью вследствие удлинения времени свертывания крови и недостатка в крови особого вещества — антигемофильного глобулина. — ничего такого.

— Никакой скверной мутации, о которой нам известно, — ответил папа. — Предков мы действительно подобрали себе довольно удачно, здесь спору нет. Но я вовсе не имею в виду что-нибудь настолько уж очевидное.

— Ну так что же тогда? К чему они тогда могут придраться?

Он повертел в руках свою трубку, так он делал всегда, если не хотел отвечать сразу.

— Билл, когда я выбираю кусок стали для работы, совсем недостаточно сказать: «Что ж, это славный блестящий кусок металла, давайте, пустим его в дело». Нет, я принимаю во внимание таблицу испытаний длиной с твою руку, которая скажет мне все об этом сплаве, все, для чего он годится и что я могу от него ожидать в условиях, при которых я намерен его использовать. А теперь скажи, если ты хочешь подобрать людей для тяжелой работы при колонизации, чего ты станешь у них искать?

— М-м-м… не знаю.

— Вот и я не знаю. Я же не социолог. Не психометрист. Но сказать, что им нужны здоровые люди с хорошим образованием, это все равно что сказать: мне для определенной работы нужна скорее сталь, чем дерево. А какой сорт стали? Или, может быть, нужна не сталь, а титановый сплав? Так что не надейся уж слишком.

— Но… но что же нам теперь делать?

— Ничего. Если нас не отберут, скажи себе, что ты кусок стали высокого качества и не твоя вина, что им нужен магний.