Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)

— Вот здесь вы дом поставьте, не слишком далеко от дороги, но не на ней. И сначала обработаете это место, вот тут, а на следующий год работаете сзади, к холмам, — он посмотрел на меня и спросил: — Нет?

Я сказал — думаю, что да. Он заметил:

— Это хорошая земля, Билл. Ты хорошую ферму построишь, — он нагнулся, взял кусок камня и потер его между пальцами. — Хорошая земля, — повторил он.

Он осторожно положил камень назад, выпрямился и напомнил:

— Мама будет нас ждать.

Мама и в самом деле нас ждала, и ее представление о кусочке кофейного торта соответствовало тому, чем когда-то отметили возвращение Блудного Сына. Но прежде, чем войти в дом, мы невольно остановились и с восторгом уставились на дерево. Это было самое настоящее дерево, яблоня, она росла перед домом на лужайке, покрытой голубой травой. Более того, на ее ветках выросло несколько плодов. Я молча стоял, разглядывая дерево.

— Красавица, а, Билл? — спросил меня мистер Шульц.

И я ответил:

— Да.

А он продолжал:

— Самое прекрасное дерево на Ганимеде — и знаешь, почему? Потому что это единственное дерево на Ганимеде.

Он раскатисто расхохотался и ткнул меня пальцем в ребра, как будто сказал что-то смешное. Ребра у меня потом неделю болели. Он объяснил папе все, что ему пришлось сделать для того, чтобы яблоня выросла, как глубоко он выкопал яму, чтобы посадить ее, и как ему пришлось прорывать канал, чтобы она питалась водой. Папа спросил, почему плоды у нее только с одной стороны.

— На будущий год мы ее опылим с другой стороны, — ответил мистер Шульц, — и тогда у нас будут «Деликатесные». И «Римская красавица». В этом году — «Род- Айлендские зеленые» и «Винный сок». — Он потянулся и сорвал одно яблоко. — Вот тебе «Винный сок», Билл.

Я поблагодарил и надкусил яблоко. Не знаю, когда я пробовал что-нибудь такое же вкусное…

Мы вошли в дом, познакомились с мамой Шульц и с четырьмя или пятью другими Шульцами разнообразных размеров, начиная от младенца, ползающего в рассыпанном по полу песке, и кончая девочкой примерно моего возраста и почти такой же высокой. Звали ее Гретхен, и волосы у нее были такие же рыжие, как у отца, только прямые, и она заплетала их в длинные косы. Мальчики же были почти все блондины, включая еще нескольких, с которыми я познакомился позже.

Почти весь дом состоял из большой гостиной, посередине стоял большой стол. Он представлял собой крупную каменную глыбу, наверно, четырех футов в ширину и двенадцати или тринадцати футов в длину, и его поддерживали три каменные колонны. К счастью, камень был такой прочный, что устоял даже после того, как мама Шульц всего на него наставила. По длинным сторонам стола тянулись каменные лавки, а по торцам стояли два настоящих стула, изготовленные из бочек из-под масла и покрытые набивными кожаными подушками.

Мама Шульц вытерла лицо и руки своим фартуком, пожала нам руки и настояла, чтобы папа сел на ее стул: ей ведь особенно сидеть некогда, объяснила она. Потом она вернулась к своей стряпне, а Гретхен налила нам чаю. Дальний конец комнаты был кухней, и там красовался большой каменный камин. Он производил впечатление настоящего, да так оно в действительности и было, хотя, разумеется, в нем ничего не горело. На самом деле это было просто вентиляционное отверстие. Но папе Шульцу хотелось иметь камин — вот он его и получил. А печка мамы Шульц была пристроена к нему сбоку. Камин, казалось, был облицован голландским изразцом, хотя я не мог в это поверить. То есть я хочу сказать, кто же будет ввозить такие бесполезное вещи, как голландский декоративный изразец, с самой Земли? Папа Шульц заметил, что я разглядываю изразцы, и спросил:

— Хорошо рисует моя маленькая Кэти, правда?

Одна из девчонок средних размеров покраснела, захихикала и вышла из комнаты. Я доел яблоко до самого маленького огрызка и все думал, что же с ним делать в этой безукоризненно чистой комнате, когда папа Шульц протянул руку:

— Дай-ка его мне, Билл.

Я дал. Он взял нож и очень осторожно отделил семечки. Один из ребятишек вышел из комнаты и принес ему тонкий бумажный конверт, папа Шульц положил туда семечки и заклеил его. Потом он вручил конверт мне:

— Вот, Билл, — сказал он, — у меня только одна яблоня, а у тебя восемь.

Я немного удивился, но поблагодарил его. Он продолжал:

— Там, сбоку от твоего будущего дома, есть ущелье. Если ты заполнишь это ущелье почвой, начиная со дна, — слой за слоем, с очень небольшой добавкой привозной земли, ты получишь участок, где смогут вырасти деревья, целый рядок. Когда всходы подрастут, мы их привьем от моей яблони!

Я бережно положил семечки в сумку.

В комнату бурей влетели несколько мальчишек, умылись, и вскоре мы все уже сидели вокруг стола и уплетали жареного цыпленка с картофельным пюре, консервированные помидоры и прочие вкусности. Мама Шульц сидела возле меня и впихивала в меня еду, уверяя, что я ем слишком мало, чтобы удержать душу в теле, что было совершеннейшей неправдой. Потом, пока папа толковал с папой Шульцем, я поближе познакомился с ребятами. Четверых из них я уже знал раньше: они были скаутами. Пятый мальчик, Иоганн-младший — его называли «Ио», — был старше меня, уже лет двадцати, он работал в городе в конторе главного инженера. Остальные, Гуго и Петер, были оба скаутскими «щенками», потом Сэм, а потом Вик, который, как и я, был среди скаутов-разведчиков. Девочки: Кэти и Анна, которые казались близнецами, но на самом деле ими не были, и еще Гретхен. Разговаривали все одновременно.

Немного спустя, меня позвал папа:

— Билл, ты же знаешь, что мы не получим камнедробилку еще несколько месяцев?

— Ну так что? — я не понимал.

— Какие у тебя планы на это время?

— A-а, вон что. Точно не знаю. Буду изучать то, что мне предстоит делать.

— М-м-м… Мистер Шульц великодушно предлагает пока взять тебя работником к нему на ферму. Что ты думаешь об этой идее?

Папа Шульц нуждался в помощи для полевых работ не больше, чем я нуждался в лишней паре ушей, но это не помешало мне переехать к ним. В этой семье работали все, кроме младенца, и то можно было вполне рассчитывать на то, что девочка начнет мыть посуду, как только поднимется на ноги. Все постоянно работали, и, кажется, это доставляло им удовольствие. Когда ребятишки не занимались фермой, они делали уроки, а если они не справлялись с домашним заданием, их наказывали тем, что не пускали работать в поле.

Мама проверяла, как они выучили уроки, во время стряпни. Иной раз она выслушивала такие предметы, которых, я убежден, сама никогда не изучала, но папа Шульц тоже их контролировал, так что все было в порядке.

Что до меня, я учился ухаживать за свиньями. И за коровами. И за курами. И обучался искусству обрабатывать платную землю и получать богатую почву. «Платная земля» — это нечто, импортирующееся с Земли: концентрированные почвенные культуры с бактериями и тому подобное. С их помощью можно оживлять почву.