Кир Булычев - Заповедник для академиков

— Я ее одну не отпущу, — сказала Лариса Михайловна.

— Ради бога, — сказал Алмазов. — Мы же не садисты. Если ваш медицинский долг велит вам сопровождать ваших пациентов куда ни попадя — сопровождайте. Только чтобы потом не плакать.

Филиппов рассмеялся высоким голосом.

— Скажите ему, чтобы перестал вилять хвостом, — сказала Лидочка.

Президент осекся — с надеждой посмотрел на Алмазова.

— Я прослежу за этим. — Алмазов засмеялся. — Да не обращай внимания, — сказал Филиппову, — не обращай. У тебя тоже будут маленькие радости.

Путешествие по лестнице, а потом по нижнему коридору было долгим. Лида шла и гадала — куда ее ведут. Оказалось — к Александрийскому.

— Может, вы вернетесь? — предложила Лида Ларисе Михайловне.

— Ничего подобного, — ответила та. — Вы у меня единственный пациент.

Она тоже догадалась, куда они идут.

Дверь к Александрийскому была раскрыта. В дверях стоял рабфаковец Ваня. Везет же Марте с любовниками, подумала Лидочка. А на вид — фанатик физики.

— Как он? — спросил Алмазов.

— Терпимо, — сказал Ванечка.

Александрийский сидел в кресле, закутанный в плед и схожий с очень старой вороной, — никакого Вольтера в нем не осталось.

Он неуверенно повернул голову в сторону Лидочки.

— И вас привели, — сказал он.

— А чего вы ожидали, Павел Андреевич? — удивился Алмазов, входя в комнату. — Мы же не дети, мы занимаемся серьезными делами.

Он оглядел комнату.

— Уютно, — сказал он, — мебель княжеская. Мне такую пожалели. Придется поговорить в Президиуме — о кураторах надо заботиться.

Алмазов умел менять тон и улыбку столь стремительно, что за ним не уследишь, — он всегда опережал тебя.

— Проходите, Иваницкая, — сказал он, — садитесь на стул. Как вы себя сейчас чувствуете, профессор? Присутствие доктора не требуется?

— Обойдусь, — сказал профессор и спросил у Лидочки: — Как вы себя чувствуете? Вам надо лежать.

— Кому лежать, а кому стоять, где лежать и стоять, с кем лежать и стоять — решаем здесь мы!

— Решает Господь Бог, — сказал Александрийский.

— Все его функции на Земле взяло в руки наше ведомство, — сказал Алмазов совершенно серьезно. — Итак, все посторонние, покиньте помещение. Лариса Михайловна и Филиппов — вы останетесь в коридоре и следите друг за другом — чтобы не подслушивать! — Алмазов опять рассмеялся. — Ванечка, побудьте на улице, у окна, чтобы никто не приблизился.

— Слушаюсь, — сказал Ванечка. — Одеваться?

— Оденься, может, потом придется погулять по парку.

Когда комната опустела, Алмазов подошел к двери и плотно ее закрыл.

— Ну вот, — сказал он, — теперь остались только свои. Замечательно… — Он широко взмахнул руками, как бы ввинчивая себя в кресло, впрыгнул в него. Он был игрив. — Я собрал вас, господа, для пренеприятного известия — к нам едет ревизор. Ревизор — это я, поросятушки-ребятушки. А вы будете говорить мне правду. Первое, что мне нужно: узнать, как в вашем дуэте распределяются роли и кто, кроме вас, здесь работает.

Лидочка начала чихать — ее зябко трясло. Алмазов терпеливо ждал.

Потом сказал только:

— Ну, сука!

— Вы не имеете права!

— Помолчите, профессор, вы мне уже надоели — вы слишком типичный. Честно говоря, мне жалко Иваницкую. Она хороша собой, она молода, я был бы рад взять ее себе, но боюсь, что не рискну. — И уже обращаясь к Лидочке: — Мне надоела ваша подружка Альбина — она обливает меня слезами и соплями, ну сколько можно! Пришлось даже показать ей сегодня приговор ее супругу — по крайней мере она не выйдет из комнаты.

— Ой! — сказала Лидочка. — Как вы смели так сделать!

— Не жалейте ее, она слабый человечек, и у нее не было выхода. Она была обречена с самого начала. Выход, который я ей предложил, — наилучший. Я освободил ее от мужа, от чувства вины перед ним. Она боялась, что я сдержу свое слово и освобожу ее мужа, больше всего остального. Потому что ее муж по правилам игры, в которую она играла, должен задушить ее как изменницу. А она очень хотела жить. Теперь же она порыдает еще недельку и найдет себе нового мужчину и новую жизнь. Я к ней замечательно отношусь и надеюсь, что именно так и случится. Если, правда… — Тут Алмазов сделал довольно долгую паузу и совершенно неожиданно закончил фразу так: — Если вы, конечно, не потопите ее, как члена вашей контрреволюционной группы.

— Как так? — не понял Александрийский.

— Иваницкая, — обратился Алмазов к Лидочке, — скажи, деточка, как к тебе попал мой револьвер? Мой револьвер?

Лидочка ждала такого удара. Несмотря на болезненное состояние, она поняла, что именно в револьвере и заключается главнейшая угроза. Это вооруженный заговор, это кража оружия… Лида в панике обернулась к профессору. Неужели они сделали тут обыск или запугали профессора?

— Не смотрите, не смотрите, — усмехнулся Алмазов. — Подсказки не будет. Где револьвер?

— Какой револьвер? — сказала Лидочка, стараясь выглядеть невинно оскорбленной.

— Послушайте, граждане, — сказал Алмазов. — То, что сейчас происходит, — часть неофициальная, так сказать, дивертисмент. По сравнению с тем, в чем я вас подозреваю и буду обвинять, — это пустяк. Но я хотел бы, чтобы вы поняли всю важность этого пустяка для вас лично. Для вас обоих. Альбиночка рассказала мне, что вы, находясь у меня в комнате, куда были ею приглашены, увидели кобуру, которую я легкомысленно, скажем, как последний дурак, оставил висеть на стуле. Несмотря на просьбы и мольбы Альбиночки, которая боялась, что подозрение падет на нее, вы взяли револьвер, а я, виноват, не спохватился до сегодняшней ночи. Должен отдать вам должное — вы не производите впечатления преступницы, хотя отлично знаю, что это совсем не аргумент в юриспруденции.

Алмазов замолчал и задумчиво почесал ровный пробор, словно исчерпал известные ему слова и теперь вынужден искать новые.

«Господи, маленькая мерзавочка! — думала Лида. — Зачем же ей было обвинять меня — единственного человека, которому она сама верила… а верила ли? Я же вчера ее перепугала, потому что не вернула пистолет. И она поняла, что ей предстоит допрос — и Алмазов, конечно же, доберется до правды… и тогда она придумала почти правду, в надежде, что он поверит… и чего я сержусь на это существо? За что? Что она могла поделать?..»

— Вы не хотите мне отвечать, — вздохнул Алмазов. — И не надо. Считайте, что все обошлось, я вам поверил и сам решил нести ответственность за потерю именного оружия. Ради ваших прекрасных глаз я готов пойти на плаху. Верьте… а я вам расскажу другое. И может быть, вы умеете складывать два и два — и когда сложите, сообразите, что вам делать дальше. Только не вздыхайте и не делайте вида, что вам плохо. Вы меня внимательно слушаете?