Бет Рэвис - Ярче солнца

— Я во всем виноват. Я не подумал, что может случиться что-то подобное…

— Нет, ты не виноват, — тут же возражаю я. — Никто не мог знать…

Умолкаю посреди фразы. Кое-кто знал. Догадался. Орион. У него реально для всего была подстраховка. Аварийный план…

Указываю на одну из гигантских стенных пленок.

— Можешь вывести на экран чертежи корабля?

— Зачем? — Старший не двигается, только глаза его умоляют меня остановиться, не заставлять его думать, что надежда все еще есть.

Вот только она есть.

Толкаю его к пленке и не отстаю до тех пор, пока он не начинает выстукивать по экрану, вызывая чертежи. Потом бросаюсь в другую сторону холла и, схватив стоящий у стены стул, грохаю его на пол под глиняными моделями планет и макетом «Годспида».

— В последнем видео, которое я нашла перед тем, как заметила, что взрывчатку забрали, — объясняю я, залезая на стул, — Орион сказал, что я найду то, что мне нужно, в «Годспиде».

— «Годспид» огромный, — возражает Старший. На стенной пленке у него за спиной светится общая схема корабля. Глядя на нее вот так, я и правда могу адекватно оценить, насколько корабль велик.

— Знаю, но разве это не странно? То, как он это сказал. Не «на» «Годспиде». А «в».

— Ну и что? — спрашивает Старший пустым голосом. Я чувствую, что он со мной только физически — на самом деле он еще в саду, отказывается от всего, и на мостике, смотрит, как умирают его люди. Ему больше нет дела до подсказок Ориона.

Изо всех сил тянусь, чтобы достать маленькую копию «Годспида», которая висит между двумя глиняными планетами.

— В «Годспиде», — повторяю я. — Внутри. — Встаю на мыски, стул шатается, но я наконец касаюсь пальцами дна корабля.

Я еще раньше заметила, что он висит на крючке, как будто его можно снять и рассмотреть поближе. Подталкиваю дно вверх, и петля соскальзывает. Кораблик падает, но я протягиваю руку и хватаю его. Стул начинает заваливаться, я спрыгиваю, и Старший ловит меня за пояс, заставив охнуть от неожиданности, а потом аккуратно ставит на пол.

Модель размером примерно с мою голову и Вся покрыта пылью. Я дую на нее, и огромные серые ошметки, слишком тяжелые, чтобы лететь, падают на пол. Наверху пыли больше, особенно в тоненьких желобках сотовидного окна. Поворачиваю макет на бок. Он почти похож на птицу со сломанным крылом: мостик вместо клюва и турбины вместо хвоста.

Отдаю его Старшему.

Он взвешивает модель в руке, будто это что-то непонятное и чужое, а не копия его единственного дома. Вид у него сосредоточенный и хмурый настолько, что тени на лице похожи на черные отметины. Вены на руке вздуты, пальцы напряжены. Медленно и целенаправленно он вдавливает пальцем окно на мостике, пока клетчатое стекло не ломается. Я вижу у него на пальце капельку крови, но он ничем не выдает, что ему больно.

— Теперь она точная, — говорит он, снова отдавая мне модель.

Я вглядываюсь в его глаза, но там лишь пустота.

— Вот здесь тоже стекло. — Указываю на нижнюю часть корабля.

Старший пожимает плечами, точнее одним, небрежно.

— Я видел, когда был снаружи. Наблюдательный пункт, наверное.

— Это ведь туда ведет последняя запертая дверь, — не отступаю я. — Зачем запирать наблюдательный пункт?

Подхожу к стенной пленке. Старший остается там, где стоял, у стула, но его глаза следят за мной. Я кладу только что сломанную модель на пол и увеличиваю чертежи. Приходится отматывать двумя руками, но вот наконец на экране появляется криоуровень, а потом и коридор с дверьми. Не все они помечены — на оружейной нет никаких знаков, — но за последней запертой дверью стоит:

— Он все время называл меня — всю затею — своим аварийным планом, — шепчу я и оборачиваюсь посмотреть на Старшего. В его глазах снова зажигается свет. — Вот это стекло, — говорю, подбирая модель и указывая на него. Провожу пальцами от разрушенного мостика к нижнему уровню корабля. В принципе он той же выпуклой формы. Разница лишь в том, что «клюв» на криоуровне поменьше. В нижней части макета по всей окружности корабля проходит тонкая металлическая полоска.

— Этот аварийный план принадлежит не Ориону, — говорю я медленно, переворачивая модель, — а «Годспиду». Поверить не могу, что мы раньше об этом не подумали! На каком корабле нет аварийных приготовлений? На каком корабле нет спасательного шаттла? Это так очевидно… ответ все это время был прямо у нас перед глазами!

Я осторожно тяну корабль под металлической линией. Нижняя часть легко отделяется.

У Старшего округляются глаза.

— Криоуровень… весь долбаный криоуровень… можно отсоединить? Весь уровень целиком — наш спасательный шаттл?

Кидаю ему нижнюю часть макета — аварийную. Освободившись от тяжести корабля, она описывает в воздухе изящную дугу, готовая найти дом на новой планете.

Модель спасательного шаттла летит ко мне, и я ловлю ее одной рукой.

— Это невозможно, — говорю я, пялясь на нее.

— Почему? — смеется Эми. — Подумай, как спроектирован корабль. Все самые важные системы расположены внизу. Лестница, по которой я сегодня спускалась, идет не до самого криоуровня. Она кончается у него на крыше, а дальше есть люк, через который можно попасть на сам уровень. Вообще-то, — добавляет она, — я видела остатки шахты лифта, и там тоже был герметичный люк. Зачем еще там нужны герметичные замки? Создатели «Годспида» не тратили места попусту.

Видя сомнение в моем взгляде, Эми досадливо рычит.

— Старший, подумай головой! Ты знаешь, что я права — от корабля отсоединяется часть. И знаешь, что это значит! Мы все еще можем попасть на новую планету, даже если мостика нет. Мы могли оставить «Годспид» в космосе и приземлиться с одним только криоуровнем!

Новые возможности вихрем вертятся вокруг меня. Эми улыбается, понимая, что победила.

— Криоуровень куда крупнее, чем надо, будь он просто хранилищем, — добавляет она. — Высокий потолок вмещает больше воздуха. И там достаточно места для всех.

Я снова сутулюсь.

— Космос побери, но как же нам туда забраться, если и лифт, и лестница взорваны?

Эми улыбается уже так широко, что видно все зубы.

— Пойдем искупаемся, — говорит она.

Я едва поспеваю за ней по тропе в сторону Больницы. Нет, не Больницы… В сторону пруда в саду за зданием.

— Это все рыба, мне подсказала рыба. Я никак не могла понять, почему в пруду нет рыбы, — говорит Эми. Она уже просто несется, и мне почти приходится бежать, чтобы не отставать от нее.

— Рыба?

— Золотые рыбки. Харли их рисовал. И в первую нашу встречу рисовал, и на последней его картине тоже рыбка. У него по всей комнате насованные рыбки.

— Ну и что?

Эми останавливается так внезапно, что я в нее врезаюсь.