Антология мировой фантастики. Том 2. Путешествия во времени

Внезапно Нойс встала и, подойдя к Харлену, решительным движением остановила капсулу. От резкого темпорального торможения к горлу подступила тошнота.

Ухватившись руками за сиденье, Харлен закрыл глаза и несколько раз тяжело сглотнул.

— В чем дело?

Нойс стояла рядом, ее лицо было пепельно-серым; две-три секунды она ничего не могла ответить.

— Эндрю, не надо дальше. Я боюсь. Эти числа так велики.

Счетчик показывал: 111394.

— Хватит, — сказал Харлен и, протянув ей руку, добавил Сумрачной торжественностью: — Пошли, Нойс. Я покажу тебе твой новый дом.

Взявшись за руки, словно дети, они бродили по пустынным помещениям. Тускло освещенные коридоры терялись вдали. Стойло только переступить через порог, как в темных комнатах вспыхивал яркий свет. Воздух был свежим и чистым, что говорило о наличии вентиляции, хотя его покой не нарушался даже легким ветерком.

— Неужели здесь никого нет? — прошептала Нойс.

— Ни души. — Харлен хотел громким и уверенным ответом развеять свой страх перед Скрытыми Столетиями, но почему-то и он сбился на шепот.

Они забрались так далеко в будущее, что Харлен даже не знал толком, как это Время называть. Говорить: сто одиннадцать тысяч триста девяносто четвертое — было смешно. Обычно этот период называли просто и неопределенно — Стотысячные Столетия.

В их положении было глупо ломать голову еще и над этой проблемой, но теперь, когда возбуждение, вызванное побегом сквозь Время, несколько улеглось, Харлен вдруг с особенной ясностью осознал, что находится в области Вечности, куда не ступала нога человеческая, и ему стало не по себе. Ему было стыдно за свой испуг, стыдно вдвойне, поскольку Нойс была свидетельницей его страха, но он ничего не мог с собой поделать.

— Как здесь чисто, — прошептала Нойс. — Даже пыли нет.

— Автоматическая уборка, — ответил Харлен. Ему казалось, что он чуть не надорвал связки от крика, на самом же деле он произнес и эти слова тихим голосом. — Здесь нет ни одного человека на тысячи Столетий в прошлое и будущее, — добавил он.

Похоже, Нойс это ничуть не встревожило.

— Неужели везде все устроено так же, как здесь? — спросила она. — Ты обратил внимание — на складах полно продовольствия и всяких запасов, полки библиотеки заставлены книгофильмами?

— Конечно, обратил. Каждый Сектор полностью оборудован.

— Но зачем, если в них никто не живет?

— Простая логика, — ответил Харлен. Когда он разговаривал, ему было не так жутко. Выскажи вслух то, что тебя пугает, и это явление, потеряв ореол таинственности, покажется обыденным и простым. — Давным-давно, еще на заре существования Вечности, где-то в 300-х Столетиях, был изобретен дубликатор массы. Не понимаешь? При помощи специального резонансного поля можно превратить энергию в вещество, причем атомные частицы занимают те же положения — с учетом принципа неопределенности, — что и в исходной модели. В результате получается идеально точная копия.

Вечность приспособила дубликатор для своих нужд. В то время было построено всего шестьсот или семьсот Секторов. Перед нами стояли грандиозные задачи по расширению зоны нашего влияния. “Десять новых Секторов за один биогод” — таков был главный лозунг тех лет. Дубликатор сделал эти огромные усилия ненужными. Мы построили один Сектор, снабдили его запасами продовольствия, воды, энергии, начинили самой совершенной автоматикой и запустили дубликатор. И вот сейчас мы имеем по Сектору на каждое Столетие. Я даже не знаю, насколько они протянулись в будущее, — вероятно, на миллиарды лет.

— И все похожи на этот?

— Да, все совершенно одинаковые. По мере расширения Вечности мы просто занимаем очередной Сектор и переоборудуем его по моде соответствующего Столетия. Затруднения возникают только в энергетических Столетиях. Но ты не бойся — до этого Сектора мы еще не скоро доберемся.

Он решил не рассказывать ей о Скрытых Столетиях. Незачем ее пугать. Прочитав на ее лице недоумение, он торопливо добавил:

— Не думай, что строительство Секторов было неразумной тратой сил и материалов. В конце концов, расходовалась только энергия, а ее мы черпаем в неограниченных количествах из вспышки Новой…

Она прервала его:

— Нет, дело не в этом. Просто я никак не могу вспомнить.

— О чем?

— Ты сказал, что дубликатор изобрели в 300-х. Но у нас в 482-м его нет, и я никак не могу вспомнить ни одного упоминания о нем в книгофильмах по истории.

Харлен задумался. Хотя Нойс была всего на несколько дюймов ниже его, он внезапно почувствовал себя великаном рядом с ней, могущественным полубогом Вечности. Нойс казалась ему маленьким, беззащитным ребенком, и он должен был провести ее по головокружительным тропкам, ведущим к истине, и открыть ей глаза на мир.

— Нойс, дорогая, — сказал он, — давай присядем где-нибудь, и я тебе все объясню.

Представление о том, что Реальность не является чем-то установившимся, вечным и нерушимым, что она подвержена непрерывным изменениям, было не из тех, которые легко укладываются в чьем-либо сознании.

В тишине бессонных ночей Харлен до сих пор нередко вспоминал первые дни Ученичества и свои отчаянные попытки отрешиться от Времени, разорвать все связи со своим Столетием.

Среднему Ученику требовалось почти полгода, чтобы узнать и осмыслить правду, чтобы понять до конца, что он уже никогда (в самом буквальном смысле этого слова) не сможет вернуться домой. И дело было не только в суровых законах Вечности, которые запрещали ему это, но и в неумолимом факте, что того дома, который он знал, могло уже больше не существовать, что в каком-то смысле этого дома вообще не существовало.

На разных Учеников это известие действовало по-разному. Харлен хорошо помнил, как побелело и вытянулось лицо его однокурсника Бонки Латуретта, когда Наставник Ярроу развеял их последние сомнения на этот счет.

В тот вечер никто из Учеников не притронулся к ужину. Они сбились в кучку, словно согревая друг друга теплом своих тел. Все, кроме Латуретта, который просто исчез. Было много шуток и смеха, но шутки не получались, а смех звучал фальшиво. Кто-то произнес робким, дрожащим голосом:

— Выходит, у меня и мамы не было. Если я вернусь к родителям в 95-е, они, наверное, скажут: “Кто ты? Мы тебя не помним. Чем ты докажешь, что ты наш сын? Тебя вообще нет”.

Они нерешительно улыбались и кивали головами, одинокие мальчики, у которых не осталось ничего, кроме Вечности.

Латуретта обнаружили в постели. Он спал крепким сном. Его дыхание было подозрительно учащенным, а на левой руке виднелась небольшая красная точка, оставшаяся после укола шприца. К счастью, на нее сразу же обратили внимание.

Вызвали Наставника, и несколько дней они боялись, что в их классе станет одним Учеником меньше, но все обошлось. Через неделю Бонки уже сидел за партой. Но Харлен был дружен с ним и знал, что рана, оставленная в его душе этой недоброй ночью, так и не зажила.