Александр Громов - Властелин пустоты

Стефана подбросило:

— Что значит — не знаю?!

— Не знаю… — Петра вдруг расплакалась.

— Воздерживается, — быстро сказал Питер. — Петра Дорферкирх воздерживается. Донна, ты записывай. Двое против, один воздержавшийся. Надеюсь, меня не обвинят в давлении на голосующих. Людвиг Науманн, ты?

— За.

— Ронда Соман?

— За.

— Илья Черемшанов?

— Двумя руками.

— Уве Игельстрем?

— За.

— Дэйв?

— Да пошли вы оба в задницу!

— То есть воздерживаешься?

Дэйв мотнул забинтованной головой и перекорежился от боли.

— Нет. Я — за. Надоело.

— Вера?

— За.

— Маркус?

— За.

Стефан почувствовал, как по его спине бежит струйка пота.

— Агнета?

— За.

— Диего! — крикнул Стефан, выступая вперед.

Чернявый Диего перевел взгляд со Стефана на Питера.

— Я — за нефть…

— Йорис! — быстро перебил Питер.

— Я? Кхх… Я — тоже. За.

— Ульрика?

— За.

— Фукуда?

Маленький японец склонился в церемонном полупоклоне:

— За, пожалуйста.

— Инга?

— За.

— Киро, ты?

— За.

— Все? Кого нет? Зоя дежурит? И все равно один голос ничего не решает. Итог голосования, я думаю, ясен. Тринадцать — за, двое — против и один воздержавшийся.

— Я воздерживаюсь, — сказала Донна.

— Тогда запиши: воздержавшихся двое. Прошу прощения, забыл еще двоих: себя и… — Питер бросил взгляд на Стефана. — Значит, четырнадцать за и трое против. Полагаю, больше нет нужды возвращаться к этому вопросу. Подготовку, как и сказал, начинаем немедленно. Бездельников кормить не будем. Кто не согласен, может остаться здесь. Немощные, больные и симулянты получат столько еды, сколько они заслуживают. Впредь все важные вопросы будем решать сообща.

— Правильно!

— Голосованием…

— Стойте! — крикнул Стефан. — Вы ничего не поняли! Дураки! Он просто хочет занять мое место, ничего не сделав для вас!.. Он всех вас сожрет с потрохами!

Гвалт. Свист. Хохот.

— Мы уходим, Лоренц, — сказал Питер. — И мы возьмем с корабля все, что найдем нужным. Инструменты. Всю одежду. Синтезатор можно погрузить на катамаран…

— Никуда вы не пойдете!

Питер усмехнулся.

— Можешь присоединиться к нам. Я не против.

— Ни с места! — крикнул Стефан, расстегивая кобуру.

И сам удивился, насколько фальшиво и детски-беспомощно прозвучало у него это грозное «ни с места». Ребенок… Дети играют в недетские игры. В который раз играют.

«Махер» зацепился прицельной планкой и не лез наружу. Питер ухмыльнулся прямо в лицо: наверное, Стефан был очень смешон, дергая кобуру, — трясущиеся руки, лицо в красных пятнах… Жалкое зрелище, унизительное.

— Бластер мы тоже возьмем, Лоренц. Дай-ка его сюда.

Проклятое оружие застряло в кобуре. Кто-то из нетерпеливых кинулся на Стефана сбоку. Питер отшвырнул его взмахом руки.

— Давай свой пугач, Лоренц. Все знают, что он разряжен.

— Ни с места! — повторил Стефан.

Бластер оказался в руке, и кто-то один — Маркус? — отпрянул. И это было еще унизительней. Словно одинокий аплодисмент жалостливого зрителя, обращенный к актеру, провалившему спектакль.

— Три шага назад, — приказал Стефан. — Считаю до трех. Раз… Два…

Питер сделал один шаг. Вперед. Он все еще ухмылялся, но его ухмылка застыла, превратившись в маску.

— Три!

— Сзади! — крикнула Маргарет. Ей зажали рот.

Стефан зажмурился. Из дула «махера» вылетела молния и погасла в груди Питера. Раздался короткий шкворчащий звук, будто плюнули на раскаленную сковородку. Питер остановился, озадаченно разглядывая оплавленную пуговицу на фасаде робы. Если он и почувствовал ожог, то не подал вида. Он был удивлен.

Стефан ногой отпихнул того, кто подползал сзади под коленки — подлейший прием! За спиной мальчишка взвыл и покатился. Теперь Стефан целил Питеру в лицо. Он был тверд. Он был скала. Еще можно было взять ситуацию в свои руки. Запугать пшиком… И наступила тишина. Кое-кто попятился. И растерявшийся Питер еще не успел решить, что ему делать: восстановить на лице усмешку — символ победы и превосходства или принять позу покорности…

И тогда неожиданно громко расхохотался Дэйв и тишина кончилась. Словно выбили подпорку, удерживающую лавину смеха, и лавина рухнула. Ржали все. С подвывом стонали Илья и Диего. Гоготал, сгибаясь пополам, неторопливый тугодум Людвиг, держались за животы Киро и Йорис, сдержанно сипел Фукуда. Давились смехом Уве, Маркус и Ронда. Клокотал, потряхивая жиром, Анджей. Счастливо визжали малыши. И ухмылялся Питер, который начал понимать, что он выиграл, а Стефан проиграл…

Тогда Стефан бросил бластер в Питера и побежал.

Это было неожиданно, и он успел выиграть два десятка шагов, прежде чем они опомнились. Кинулись вдогон молча, смех как отрезало, и Стефан услышал позади себя топот ног. «Не пускайте в корабль!» — отчаянный крик Уве. Поздно, не успеют. А вот отрезать от пандуса — успеют…

Он влетел в аварийный люк и попытался захлопнуть его за собой. Мешал протянутый наружу кабель. Тотчас от крышки люка со звоном отскочил камень. А может быть, не камень, а нож. Хорошо, что каждая бесшовная труба была на учете — иначе за порохом бы дело не стало, может быть, даже бездымным. И свинцовая или стальная дура, неровная, как астероид, двадцать пять миллиметров калибр…

Стефан ушиб затылок: в аварийном лазе смогла бы распрямиться во весь рост разве что Юта. Несколько секунд перед глазами стояла тьма. Заклинить крышку никак не удавалось, и уже кто-то, вопя дурным фальцетом, дергал ее снаружи — нетерпеливый… Стефан облизнул губы. Неужели теперь — все? и не исправить?.. Чего только не было за сорок лет; ему так часто казалось, что он висит на волоске, что он поверил, будто это не волосок, а канат. Выходит, гниют канаты… Нет смысла здесь торчать, обязательно обойдут сзади; там не близкий путь, но первым делом попытаются взять в клещи… Пора. Стефан пополз на четвереньках так быстро, как только смог. Позади скрипело, и ширилась полоска света на стенках лаза. Успеть нырнуть в боковой штрек, прежде чем отвалят крышку и метнут нож! Пусть ищут. Быстрее!..

С коротким лязгом откинулась крышка.

Инга ползла в гулкой кромешной тьме, и кто-то точно так же полз впереди нее, стуча коленями и локтями по гнутой титановой кишке, по пыльным и никому не нужным внутренностям донжона, и кто-то полз позади, а за ним еще один, и еще… Кретины, удумали всем скопом в один лаз! Быстрее! Шевелись! Успеть доползти до разветвлений, разбежаться веером по этой паутине, и тогда помогай Лоренцу бог!

Ругаясь, она колотила в пятки того, кто полз впереди — неповоротливого, — а сердце пело, и еще хотелось смеяться без устали и плакать от счастья. Вот оно какое — счастье. Это совсем просто, Лоренц. Это когда нет твоего «поговори еще у меня» и твоей противной рожи. Это когда есть Питер — и теперь останется навсегда. Это мы — какими мы будем. Не ноющие склочники, не озлобленные пауки в банке — сильное и свободное общество, пусть дура Маргарет каждый день жужжит в уши, что оно, мол, бесчеловечное. Наплевать. Сильные, гордые и свободные люди! Без нянек. Человек обязан заботиться о себе сам.