Андрей Буторин - Червоточина

– Такой вот хард-рок, – через силу улыбнулся Нича.

– Такой вот хард-рок, – эхом отозвался отец.

Затем он быстро, но крепко обнял Ничу, чмокнул в щеку Соню и стал взбираться по железной лесенке в кабину тепловоза.

Когда за отцом захлопнулась дверца, Нича обнял Соню за плечи и еще раз повторил:

– Такой вот хард-рок.

– Он у тебя… – начала, всхлипнув, Соня, но Нича помотал головой:

– Не надо, Сонь, ничего не надо говорить. Ладно?

Соня кивнула, и они, обнявшись, пошли к первому вагону.

Едва они устроились в купе проводников, вагон сильно дернуло. Как ни хвастался отец, что умеет водить тепловоз, хорошо он это умел лишь в теории. Тем не менее поезд быстро набирал ход.

– Скоро? – шепнула побледневшая Соня.

– Скоро, – так же шепотом ответил Нича. – До них было с километр, не больше.

Он посмотрел в окно, но оно почему-то оказалось закрашено белой краской, как в туалете. Впрочем, смотреть за окном все равно было не на что.

Колеса стали выбивать ровные такты. Нича невольно напрягся и прижал к себе любимую. В следующее мгновение поезд вздрогнул. Зазвенели стаканы в шкафчике. Откуда-то сверху, брякнув по столику, упал длинный ключ с треугольным углублением на торце. Вагон немилосердно затрясло, словно он съехал с рельсов на шпалы. А может быть, так оно и было?!

Нича сорвался с места, распахнул дверь и, бултыхаясь от стены к стене, стал пробираться к тамбуру. До ручки стоп-крана он дотянулся, когда вагон, как ему показалось, начал крениться. От скрежета колодок по стали колес заложило уши. Дернуло так, что Нича упал, едва не разбив о стену лицо. Запахло окалиной. Поезд стоял.

Нича вскочил и рванулся назад, рисуя в голове картину с покалеченной Соней. Но с ней все оказалось в порядке, не считая наливающейся синевой шишки на лбу, к которой Соня приложила тот самый упавший откуда-то ключ.

– Нормалек, – ответила она на безмолвный Ничин вопрос. – К столику слегка приложилась. Мы приехали?

– Не знаю. Я сразу к тебе бросился.

Он посмотрел на окно, забыв, что оно закрашено. Чертыхнувшись, сказал:

– Пойдем посмотрим? – Как он ни старался, голос его все равно дрогнул.

– Пойдем, – поднялась Соня, продолжая прижимать ко лбу ключ.

Они вышли в тамбур и первым делом посмотрели вперед. Тепловоза не было. Мало того, там не было ничего – одна привычная уже псевдомолочная пустота. То же самое было слева и справа вагона.

– Может, это туман? – жалобно пробормотала Соня.

Нича покачал головой. Соня заплакала.

– Что мы тепе… ска… людям? – сглатывая со слезами окончания слов, простонала она. – Они нам повери… а мы… их… в никуда!..

Ничино сердце сжалось. Он только что навсегда потерял отца. Он только что навсегда потерял дорогу не только домой, но и вообще куда бы то ни было. Но рядом с ним была его любимая. А это значит, ему есть зачем жить. Фонтан продолжал творить радугу.

Он порывисто обнял Соню и стал целовать ее, целовать… Он задыхался от переполнявшего его чувства, но все-таки сумел выдавить:

– Люблю!.. Люблю тебя!.. Я буду всегда любить тебя!

– Всегда… – тихим эхом откликнулась Соня. – Люблю…

Так, обнявшись, закрыв глаза, они стояли, выпав из пространства и времени. И стояли бы еще, наверное, долго, если бы их не вернуло к реальности деликатное покашливание.

Нича резко обернулся. Возле противоположной двери с дымящейся сигарой в руках стоял… Виктор!.. Нича рванулся к нему, но тут же замер. Нет, это был, к счастью, не Виктор, просто очень похожий на него светловолосый парень в кожаной черной жилетке и с наушниками от плеера на шее. Видимо, это вышел покурить кто-то из обманутых ими людей. Нича, понурясь, приготовился сказать ему горькие слова раскаяния, но тут вдруг ахнула Соня:

– Нес!..

– Да вот, не удержался, – сверкнул белейшими зубами светловолосый. – Людей жалко стало. Вы тут милуетесь; дело молодое, похвальное, но пассажиры-то с ума сходят. Коли уж взяли на себя функцию проводников – будьте любезны соответствовать.

– Но мы ведь… – сглотнула Соня, – мы ведь не доехали…

– Кто вам это сказал? – затянулся сигарой парень.

– Так вот ведь, – показала Соня на дверное окно ладошкой.

– Окон в поезде много, – сказал, выдыхая дым, светловолосый. – А проводников, увы, не хватает.

– Так, значит… – Соня часто-часто заморгала. – Значит, проводники – это все-таки мы с Колей? Вы тогда так и не сказали…

– Вы опять плохо меня слушаете, – покачал светлой головой парень. – Я сказал: раз уж вы взяли функцию проводников…

Нича переводил бестолковый взгляд с одного собеседника на другого. Правила этого словесного пинг-понга он никак не мог ухватить.

– А кто же тогда настоящий проводник? – широко открыла полыхнувшие синевой глаза Соня. – Нас осталось двое. Остальные…

– Я знаю про остальных, – перебил ее светловолосый. – Но я никогда и не говорил, что это кто-то из вас пятерых.

– Вы сказали, что он с нами…

– Правильно. Но разве я привязывал это понятие к субъекту?

– А… к чему? – Синева Сониных глаз, казалось, освещала собой тамбур.

И тут до Ничи дошло.

– Любовь!.. – выдохнул он. – Настоящий проводник – это любовь! Только она и смогла нас провести через все беды, только ради любви пожертвовал жизнью отец… Проводник – любовь.

– Коля… – ошарашенно пробормотала Соня, и от ее восхищенного взгляда Нича ощутил в себе такие силы, что готов был впрячься вместо тепловоза и потащить весь состав за собой.

– Я ведь угадал? – обернулся он к светловолосому, но того уже не было. Лишь ароматный пласт сигарного дыма медленно расползался в воздухе.

– Мы узнали, кто проводник, – задумчиво сказала Соня. – А что дальше? Где же все-таки выход? Нес сказал, что окон много, но где может быть нужное?

– Ты еще не поняла? – Нича, как ни пытался, не смог удержать расползающиеся губы.

– Нет…

– Ну же! О чем мы только что говорили?

– О проводнике… – И тут Соня подпрыгнула: – Купе проводников!!! Бежим!..

Перед ним мелькнул огненный вихрь Сониных волос. Нича бросился следом. Но в купе Соня ворвалась первой. И тут же поникла.

– Оно ведь закрашено…

– Так давай его откроем! Все равно это придется сделать, если там… – Он не договорил, боясь сглазить.

– Чем? – развела Соня руками. В кулаке одной из них был зажат ключ.

Нича расхохотался. Собираясь уже обидеться, Соня увидела, куда он смотрит, и тоже стала смеяться.

А потом они открыли окно.

Они опустили окно и тут же, не сговариваясь, вернули его на место. Потому что так было нечестно. Потому что их проводник был теперь навсегда с ними, а для трехсот шестидесяти человек, как верно сказал Нес, функцию проводников исполняли они.